Бренда Джойс - Маскарад

Она смотрела, как Девлин помогает Вирджинии подняться, быстро целуя ее в щеку. Затем он погладил сводную сестру по подбородку, словно она все еще была маленьким ребенком, и повернулся к Бланш:

— Вам нравится ваш первый праздник в компании довольно большой семьи де Уоренн?

— Очень, — улыбаясь, ответила Бланш. — Я — единственный ребенок, и это потрясающе, — сказала она.

Мэри наблюдала, как Девлин продолжал беседовать с невестой Тайрела. За несколько месяцев, что Мэри знала Бланш, она никогда не видела, чтобы та вела себя иначе, чем примерно, — она никогда не повышала голос, никогда не выходила из себя, была щедрой и готовой помочь. Она действительно нравилась Мэри — попросту не было ничего, за что ее можно было не любить. Но Тайрел казался равнодушным к ней. И Бланш, похоже, не замечает этого.

Она надеялась, что они влюбятся друг в друга или, по крайней мере, станут очень друг к другу привязаны. Теперь же была уверена, что это не случится — или случится не скоро.

Граф остановился у ее кресла.

— Дорогая, что я могу сделать, чтобы облегчить твое беспокойство? — мягко спросил он.

Графиня посмотрела на него, взяв его за руку; одно его присутствие наполнило ее теплотой.

— Я так счастлива, что Девлин и Вирджиния приехали к нам, — сказала она.

Девлин и Вирджиния провели целый год на плантации в Америке, где она выросла.

— Я очень рад, что он приехал домой и что он и Вирджиния решили свои проблемы. Девлин изменился из-за нее. Из-за любви хорошей женщины, — сострил он.

— Эдвард, Тайрел хоть раз улыбнулся за этот вечер?

Он взял ее за руку, улыбка исчезла с его лица.

— О чем бы он ни думал сейчас, я уверен, это пройдет.

Мэри знала он ошибается. Она посмотрела на Тайрела, который наблюдал за Девлином и Бланш; на его лице не было ни интереса, ни вспышки ревности. Несмотря на то что он и Девлин были сводными братьями, мужчины де Уоренн пользовались дурной славой из-за присущей им ревности.

— Это же очевидно, что он страдает по мисс Фицджеральд, — осторожно произнесла Мэри.

Взгляд Эдварда потемнел; это было знаком того, что он начинает сердиться.

— Подозреваю, что ты права. Но он мужчина и мой наследник, и он справится с этой связью.

Мэри никогда не боялась спорить с мужем, ни по какому поводу.

— Я надеялась, что он влюбится в Бланш, — мягко проговорила она, — и я знаю, что ты тоже. Но я думаю, что он очень любит мисс Фицджеральд.

— Пара великолепна, и Тайрел знает это! — воскликнул он. — Любовь — еще не необходимость для свадьбы. Ему нужно время.

Мэри очень хорошо его знала. Она знала: он винит себя за то, что Тайрел так изменился, и злится на себя.

— Полагаю, ты не прав, Эдвард, — очень спокойно сказала она. — Я не верю, что время что-либо изменит.

Эдвард вспыхнул, словно маленький мальчик, виновный в какой-то проделке:

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Ты знаешь, что для меня значит этот союз. И я верю, что Бланш ему подходит. Она может не быть такой страстной, как мисс Фицджеральд, но она будет великой графиней, Мэри. И теперь мы можем спать спокойно и не волноваться о будущем наших внуков, — добавил он резким, суровым тоном.

— Дорогой, ты знаешь, что должен сделать, пока еще не поздно. И я знаю, ты сделаешь то, что хорошо для Тайрела, потому что любишь его и хочешь, чтобы он наслаждался такой же мирной и счастливой жизнью, как у нас с тобой.

Эдвард был в смятении.

— Я должен думать о будущем, Мэри, на этот раз, прежде чем подумаю о своем сыне!

Мэри встала на цыпочки, схватив его за плечи:

— Ты один из самых умных мужчин, кого я знаю, и ты найдешь способ достичь всего. Я в этом уверена.

Он улыбнулся, обняв ее за талию:

— Я остаюсь марионеткой у тебя на ниточке.

— Неужели? — поддразнила она, и он поцеловал ее.

Зазвучали шпоры, и послышались тяжелые, уверенные шаги в холле.

— Клифф? — в удивлении выдохнул граф; его жена была тоже потрясена.

Один из братьев рассмеялся, Тайрел или Рэкс, а затем они оба крепко обняли Клиффа.

Когда закончился праздничный ужин, мужчины пошли выпить бренди и покурить сигары, а женщины вернулись в гостиную посплетничать. Тайрел стоял один на террасе. Была холодная, влажная ночь; погода была непонятная, переходящая от дождя к дождю со снегом или просто снегу. Он глотнул виски, неспособный чувствовать холод. Ему было так холодно внутри, что ледяные температуры только приветствовались.

Серые глаза встретились с его глазами, очень ранимые, странно обвиняющие и полные чувства вины.

Он выругался, разозлившись на это вспоминание. Неужели он никогда не забудет эту несчастную связь? Или она всегда будет преследовать его? Он осушил стакан и бросил его на балюстраду.

Он отдал Элизабет Фицджеральд свое сердце, целиком и полностью, и он никогда не простит ее за предательство. Первая рана зажила, но остался шрам, который продолжал болеть и гореть и беспокоить его. Некоторое время назад он узнал, что злость может быть утешением, поскольку ее легче вынести, чем горе. Он больше не горевал. Вместо этого внутри себя он злился.

Интересно, подумал он, сколько потребуется, чтобы забыть ее? Забыть ее лицо, ее имя, забыть о ее существовании?

Ты не бросишь меня. Ничего не изменится!

Все изменится, милорд.

Он выругался. Он просил ее не оставлять его, он умолял ее не уезжать, но она не только уехала, не заботясь о нем, она уехала, не сказав ни слова. Ни слова.

Каким же дураком он был. Он на самом деле поверил ее словам, что она любит его; все это было сказано в момент страсти.

— Вы больны, милорд? — озабоченно спросила его невеста откуда-то сзади.

Он моментально напустил на себя безразличное выражение, отогнав все чувства, что у него были. Он повернулся и слегка поклонился:

— Миледи, я в порядке. Надеюсь, вам нравится праздновать Рождество в нашей семье? — спросил он, ловко изменив тему разговора.

Бланш подошла, ее походка была такой грациозной, что казалось, будто она плывет по воздуху. Она слегка улыбнулась ему; у нее постоянно было такое выражение лица.

— Как мне может не нравиться? У вас такая замечательная семья.

Он вспомнил, что она была единственным ребенком.

— Для вас это должно быть очень необычно, такой праздник, с таким большим количеством хулиганов в доме.

Она подняла брови:

— Все ваши братья джентльмены, Тайрел, ваша сестра добрая, а золовка милая. У меня нет жалоб.

Было почти невозможным поверить, что он скоро женится на Бланш. Когда он смотрел на нее, как сейчас, с трудом понимал это. Она была красивая — его беспристрастный взгляд говорил ему это, — а значит, подходила его желаниям. У нее была самая милая внешность. Она очень нравилась его друзьям, родным и соседям. Он был единственным, в ком она не могла пробудить ни единого чувства.