Елена Езерская - Возвращение

– Грибки были в самый раз. И факты – тоже. Один к одному.

– Это какие же факты? – озлобилась Долгорукая.

– А вы присаживайтесь, Мария Алексеевна, чтобы слушать удобнее было.

Долгорукая посмотрела на него с презрением, но села – расположилась на диванчике напротив и вперила взгляд свой в Забалуева.

– А факты… Вот вам и факты, – сказал вполголоса Забалуев. – Для начала вы украли у меня яд. Тот самый, что был в индийском флакончике, – помните, вы еще рассматривали его?

– Конечно! И прекрасно помню, что вы забрали флакончик с собой.

– Вот именно – флакончик. Содержимое осталось у вас. После чая в тот день вы попросили Софью Петровну показать мне новые рисунки. Свой флакон я тогда неосмотрительно оставил на столе, и вы просто подменили его содержимое.

– У вас богатая фантазия, Андрей Платонович, – недобро скривилась лицом Долгорукая.

– Это не фантазия, Марья Алексеевна, это факты, и у меня есть доказательства. Когда Корф обвинил меня в убийстве барона, я отправился в свое поместье, чтобы уничтожить яд, так – на всякий случай. И как истинный ценитель прекрасного, бутылочку решил оставить. Но, высыпав содержимое, понял, что это была обыкновенная соль.

– Невероятно! – с притворным восхищением воскликнула Долгорукая.

– И главное – как остроумно! – в тон ей поддакнул Забалуев.

– В другой раз я бы посмеялась над вашей выдумкой…

– Смейтесь сейчас, – прервал ее Забалуев, доставая из кармана серебряную солонку, – другого раза может и не представиться. Узнаете? Вы велели вещи распаковать да в порядок привести. А с этой солонкой одной девице пришлось лишнего повозиться – никак внутри темный налет счистить не могла. Случайно мне пожаловалась. А солонка-то приметная – тогда же у вас на столе и стояла.

– И что из того? Серебро всегда темнеет.

– Увы, этот налет иного свойства. Меня цыган строго-настрого предупредил – в другую посуду яд не пересыпать! Серебро для него непригодно.

– Что ж, убила я его, – страшно усмехнулась Долгорукая после невыносимо долгой паузы, от которой Забалуеву даже страшно стало. – Тогда убила, а представился бы случай – и еще раз убила бы! И вас убью, если вздумаете со мною тягаться…

– Что вы, Мария Алексеевна, – замахал руками Забалуев. – Разве я доносчик какой? Я договориться с вами мечтаю. Мы ведь и породнились уже, а дочка ваша мне как чужая, имение вы себе оставляете. И подозрение в убийстве барона – тоже на мне. Нечестно как-то. Поделиться бы надобно.

– Против вас доказательств нет. Корф не в счет. Никто не поверит опальному дворянину, изгнанному из армии. А вы богаты, влиятельны и к тому же предводитель уездного дворянства.

– Все это хорошо, но маловато.

– Ладно, – устало кивнула Долгорукая, – уговорили. Завтра в город поедем – отпишу вам поместье.

– Мария Алексеевна, благодетельница! – радостно воскликнул Забалуев, но осекся – слишком громко получилось, и дальше уже зашептал. – Никогда не забуду вашей доброты.

– И я не забуду, – тихо сказала Долгорукая.

– Я ваш, весь ваш! Можете на меня рассчитывать!

– Хотелось бы верить… – кивнула Долгорукая.

– Верьте, верьте, а уж я вас не подведу. И давайте выпьем за наш союз!

– Надеюсь, вы принесете опечатанную бутылку из подвала?

– А вы шутница, Мария Алексеевна! Я сейчас прямо и распоряжусь.

– Да разве ж это шутка! Так, баловство. А вот когда я по-настоящему шутить начну, сразу догадаетесь. Только смотрите, чтобы поздно не оказалось, – шепотом добавила Долгорукая вслед уходившему Забалуеву.

Когда Корф пришел в себя, то первое, что он увидел, было лицо Сычихи. Владимир сильно встряхнул головой, пытаясь сбросить это наваждение, но лицо никуда не исчезло, а в голове к шумам и глухой боли прибавилось кружение.

– Ты почему здесь? – с трудом разлепляя иссохшие губы, спросил Корф.

– Не помнишь? Совсем ничего не помнишь?

– А что я должен помнить?

– Как гулял в трактире, подрался с трактирщиком?

– Не знаю, может быть… – Владимир сделал попытку приподняться на узкой и низенькой деревянной кровати, но тут же вынужден был опереться на спинку – в глазах вспыхивали и гасли маленькие серебряные звездочки, а слабость была такая, что тело казалось невесомым и совершенно чужим.

– Давно я так?

– Время торопится, и тебе надо торопиться.

– Куда, зачем? – обреченно махнул рукой Владимир. – Я один, без денег. Отравитель моего отца женился на моей бывшей невесте! Я не вернул поместье, не наказал убийцу!

– Но ты еще можешь это сделать, – Сычиха попыталась положить ладонь ему на лоб, но Владимир отшатнулся.

– У меня нет свидетельств выплаты этого проклятого долга. У меня нет ничего против Забалуева. Что я могу? Я устал воевать. Мне надоело.

– Это не ты говоришь, это брага. И разве ты не воин?

– Но почему, почему за все приходится воевать?! За правду, за любовь и даже за то, что мне и так принадлежит по праву?

– Зря только тратишь силы на вопросы, вместо того, чтобы искать ответы.

– А что изменится оттого, что истина откроется мне? Все чудесным образом перевернется? Воскреснет отец, Анна полюбит меня?

– Найди убийцу отца, и ты вернешь себе поместье. И любовь вернется к тебе.

– Что ты меня гипнотизируешь? Я же не девица – верить в твои заговоры и видения.

– А ты и не верь, ты просто встань и иди.

– Куда?

– Чтобы жить в будущем, надо понять прошлое. Ищи там, – тихо сказала Сычиха и исчезла, словно на самом деле привиделась ему.

Но нет, она, конечно, была в его комнате – на столе остывал приготовленный ею отвар. Корф понял: это для него и, поморщившись от горечи, выпил всю кружку. Через полчаса он почувствовал облегчение в голове и во всем теле. Руки, ноги – все было на месте. Он стал бодрым, уверенность вернулась к нему. Пожалуй, Сычиха права: валяться в пивной недостойно героя войны и дворянина. Больше никаких слабостей – он должен найти убийцу отца. Как она сказала – ищи ответы в прошлом? Хорошо, он тотчас же отправится в имение Забалуева и попробует разыскать там свидетельства своей правоты.

Владимир заплатил хозяину гостиницы за лошадь и отправился на поиски дома Забалуева. Ему пришлось немало поплутать по проселочным дорогам – судя по всему, Забалуев большого хозяйства не держал, поэтому мало кто видел его крепостных. Да и в гости он никого не приглашал, все больше сам навещал соседей и приятелей по карточной игре.

Когда Владимир добрался до имения Забалуева, солнце уже перевалило зенит. Под выпавшим утром снегом дом казался обычным особняком – не лучше и не хуже его собственного. Но подойти Владимиру к дому не дали. Едва он появился на дорожке, на него бросились с лаем три мохнатые собаки. Они не нападали, но обступили и принялись рычать, выразительно демонстрируя солидные клыки. Следом за собаками показались сторожа – три дюжих мужика в дохах и с ружьями наперевес.