Филиппа Грегори - Земные радости

Джея охватило сладкое ощущение мощи символизма, которое ему так и не смогли привить за все годы обучения в школе.

— Я понимаю, ваше величество, — ответил он вежливо. — Но к сожалению, тень дуба очень неблагоприятна для всех прочих растений. Под ним ничего не развивается, только мох и трава. Дуб душит и подавляет все растения, которые пытаются под ним существовать. Сильным и красивым растениям нужно открытое место и солнечный свет.

Ее брови сошлись вместе, и она отвернулась от Джея.

— Надеюсь, ты не пытаешься быть умнее, чем тебе предписано твоим местом в жизни! — бросила она резко.

В лице Джея ничего не дрогнуло.

— Я всего лишь скромный садовник, ваше величество. Просто я знаю, что может расти в вашем саду, а что нет. Я ничем не интересуюсь, кроме того, как сажать и как полоть.

Она замешкалась, потом решила улыбнуться.

— Ну хорошо, посади в центре двора что-нибудь красивое, — распорядилась она, избегая признания того, что ее планы нарушены. — Мне все равно что.

Джей низко поклонился и увидел, как придворные обменялись быстрыми взглядами облегчения. Королева отправилась дальше, один из придворных подошел к ней, взял за руку и что-то прошептал на ухо. Она рассмеялась и откинула назад свою маленькую головку. Другой придворный отстал и наблюдал, как Джей продолжил срезать головки роз и стряхивать лепестки.

— О чем ты говорил, садовник? Что власть короля, который расширяет свое господство, душит рост и здоровье страны?

Джей посмотрел на него невинным взором.

— Я, сэр? Нет. Я говорил о дубе.

— То, что справедливо для растений, справедливо и для королевской власти, — заметил придворный. — Многим понравится мысль, что власть монарха следовало бы подстричь и обкромсать и тогда она будет нормально выглядеть и расцветет в саду рядом с другими величественными растениями — парламентом и церковью.

Джей уже почти готов был согласиться, его лицо уже почти расслабилось и сбросило маску осторожности, которую он носил с того момента, как приехал. Но тут он вспомнил предостережения отца и монотонно сказал:

— Не понимаю вас. Я просто подрезаю розы.

Придворный кивнул и пошел дальше. Джей не поднимал головы, пока тот не оказался достаточно далеко. Потом посмотрел придворному вслед.

— Что ж, у левеллеров неплохая компания, — пробормотал Джей задумчиво. — Раз их сторонники уже в самом дворце.

Джей был прав. Далеко не каждый танцевавший на маскарадах и восхищавшийся растущей коллекцией портретов, где Карл изображался как источник мудрости, а Генриетта Мария — как самая распрекрасная красавица, верил в портреты, которые видел, и в слова, которые повторял. Для некоторых все было игрой, помогавшей веселее бездельничать в королевстве, где руководство напрочь отсутствовало. Местные лорды вводили местные законы, об общенациональных вопросах вспоминали лишь время от времени. Младшие сыновья из дворянских семей приезжали ко двору и притворялись, что влюблены в Генриетту Марию, писали сонеты, посвященные ее темным кудрям, восхваляли белизну ее кожи. Они охотились с Карлом, развлекали его пением, театральными представлениями и живыми картинами. Жизнь текла легко, разве что смысла в ней было немного. Те, кто поумнее или поамбициозней, стремились к большему. И только совсем немногие истинные патриоты считали, что нельзя так управлять королевством, которое когда-то считалось мировой державой.

Генриетта Мария и слышать не желала о переменах. Для восстановления влияния Англии за рубежом требовалась эффективная армия или флот. И то и другое было невозможно без денег. В королевской казне всегда не хватало средств, и имелся один выход — изобретение новых хитроумных налогов, которые создавали дополнительный источник дохода без созыва парламента. Последнее, чего хотели король и королева, был созыв парламента и необходимость выслушивать критические отзывы палаты общин об их планах, их расходах, их религиозной практике и их дворе.

— Мы можем взять деньги в долг, — заявляла королева на заседаниях королевского совета.

Присутствующие кланялись. Никто не хотел объяснять королю и королеве, что кредит Англии уже давно достиг потолка.

— Вот, вот, — поддерживал Карл жену. — Займитесь этим, милорды.

И он улыбался, выглядел довольным и уходил с королевского совета с видом человека, который успешно завершил свою работу.

Никто не осмеливался окликнуть его. Карл слушал только королеву, а она — своего исповедника, французского посла, фаворитов своего маленького двора, своих слуг и вообще любого, кто нравился ей на тот момент. Она была вне взяточничества и коррупции, поскольку вкусы ее были слишком изменчивыми. Даже французский посол, представляющий ее родную страну, не был уверен в ее полном расположении. Когда он беседовал с ней, она выглядывала из окна, расхаживала по комнате и крутила в пальцах свои прелестные украшения, постоянно ища отвлечения. И только в присутствии короля ее мысли сосредотачивались. Ее интересовало одно — чтобы супруг уделял внимание только ей, только ей одной.

— Ну что ж, она так долго делила мужа с твоим лордом Бекингемом, — как-то раз заметила Элизабет, когда они с Джоном уже легли. — Она все время боится, что Карл найдет себе другого фаворита.

— Он верен ей, — ответил Традескант. — Она самая обычная миниатюрная женщина, но она завоевала его сердце. Между ними нет страсти, нет живости чувств, но он льнет к ней, как маленькая собачонка.

Элизабет улыбнулась.

— Король — собачонка? Ты выражаешься прямо как Джей!

Традескант натянул ночной колпак.

— Глаза короля следуют за ней по комнате, а когда он следит за ней, она ни на секунду не расслабляется. Постоянно играет роль очаровательной женщины. — Кряхтя от удовольствия, он подтянул одеяло повыше и откровенно добавил: — Я рехнусь от нее!

Элизабет села в постели и укутала плечи мужа одеялом и простыней.

— Ночи становятся все короче. В твоем доме в Отлендсе тепло?

— Конечно, — кивнул Джон. — Мы с шелковичными червями живем как короли. Вокруг их домика установлено восемь печек, и все тепло идет ко мне. По сравнению с моими червями ты просто ледышка.

Элизабет фыркнула, ничуть не обиженная.

— Король был печальным ребенком, — продолжал Джон, возвращаясь к прежней теме. — Иногда я видел его в Хэтфилде. У родителей не было для него времени. Никто не думал, что он вообще когда-нибудь станет королем, никто о нем и не беспокоился, ведь у него был такой здоровый и сильный брат. Поговаривали даже, что Карл долго не проживет. Он обожал своих старших брата и сестру, а получилось, что брат умер, а сестру отослали подальше. И только когда милорд герцог стал его другом, он обрел кого-то, кого смог полюбить.