Джиллиан Хантер - Женитьба порочного герцога

Он повернулся к ней, на губах его играла улыбка.

— Но мне нужно поддерживать репутацию. Харриет укоризненно покачала головой:

— А вот моей репутации грозит беда, если станет известно, что я небрежно отношусь к своим обязанностям, или что я увлеклась…

«О! Язык мой — враг мой». Опять она наговорила лишнего.

— Кем увлеклась? — спросил он, удивленно округлив глаза, будто и впрямь понятия не имел, о чем она толкует.

— Я буду опозорена, — сказала она, понизив голос. — А вы будете сверкать, как черный алмаз.

Он молчал, пока Эдлин проходила мимо него, не говоря ни слова.

— Нечестно, не правда ли? — сказал он, наконец. Харриет вздохнула.

— Да уж, нечестно, только ничего с этим не поделать. — Она еще больше понизила голос, переходя на шепот. — Пожалуйста, ваша светлость. Люди смотрят. Нам нужно расстаться, пока они не начали делать нежелательные для нас обоих выводы.

Он посмотрел на собравшихся:

— А чего они вообще ждут?

Она закусила губу, наблюдая, как Эдлин возвращается в бальный зал.

— Они ждут, когда их вам представят.

— Всех?

Харриет улыбнулась:

— Так заведено.

— А куда ведет этот боковой коридор? — спросил он неожиданно.

Она рассмеялась, вырываясь из его цепких пальцев.

— Если вы ищете неприятностей на свою голову, то мне с вами не по пути.

— Я спас вас из ада, помните?

— Помню, — сказала Харриет, ибо такое не забывается. Она повернулась, и он не успел ее остановить. — Если вам все равно, то я буду спасать себя сама.

Когда Харриет вошла в комнату Эдлин, чтобы предложить ей перед сном горячего шоколада и булочек со смородиновым джемом, девушка опять сидела возле окна. Харриет поставила поднос на круглый стол из палисандрового дерева. Эдлин сменила мрачное серое платье на белую, украшенную кружевами ночную рубашку, но перемена эта странным образом сделала ее визуально еще более бесплотной.

— Люблю выпить чашку горячего шоколада в дождливый вечер, — сказала Харриет весело, словно в противовес угрюмой атмосфере комнаты, — а если принимать во внимание климат Лондона, это значит, я пью его все время.

Эдлин сидела в полной тишине.

— А наша кухарка готовит такие булочки со смородиновым джемом, что просто пальчики оближешь. Ты таких нигде больше не попробуешь. Когда по прибытии в академию мне впервые довелось их отведать, я съела пять штук за один присест. Меня раздуло словно шар. Даже стыдно сейчас вспоминать об этом.

Ноль эмоций. С таким же успехом она могла разговаривать с кирпичной стеной. Но Шарлотта научила ее настойчивости.

— Ты ведь хорошо себя чувствуешь? — спросила она. — Может быть, тебе… — Она оборвала себя на полуслове. Харриет никогда не хватало терпения. — Что ты пытаешься разглядеть там, за этим окном? Что бы это ни было, булочки нашей кухарки точно лучше, уж поверь.

— Вы слишком много говорите, — неожиданно сказала Эдлин.

— Должно быть, это потому, что мне приходится говорить за двоих, ты не находишь?

Она ждала. Затем, скорее, из любопытства, нежели из-за обиды, она подошла к окну и выглянула на улицу. Улица была пуста. Эдлин повернулась к ней с сердитой гримасой. В молодые годы Харриет доводилось видеть лица и пострашнее, так что она оставила этот выпад без внимания. Ей показалось, что она слышит стук подков из-за угла. Харриет даже заметила задок кеба, скрывшийся за поворотом. Но в том не было ничего необычного. Девушка каждый раз сидела у окна с таким видом, будто увидела призрак. Харриет поежилась.

— Выпей горячего шоколаду, — настаивала она, возвращаясь к столу. — В этой комнате еще холоднее, чем мне казалось. Возможно, надвигается новая гроза.

Эдлин, наконец, снизошла до разговора:

— Всю дорогу от дома до Лондона шел дождь.

— Неужели? Смотри, не обожгись, очень горячо. — Харриет осторожно передала Эдлин кружку китайского фарфора.

Та сделала добрый глоток.

— Да, действительно хорошо, — сказала она нехотя. — Горький и темный, как и должно быть. А гроза бывает всегда, когда кто-то из нас не в настроении. Мои двоюродные бабушки говорят, что дядя Гриффин притягивает гром и молнии.

— Нонсенс, — сказала Харриет, хотя почувствовала, как волосы на затылке зашевелились. — Ни у кого нет такой силы, это только в книгах бывает. Ты, должно быть, хотела сказать, что он возбуждает любопытство в окружающих.

— Он возбуждает в вас любопытство? Харриет моргнула.

— Женщина моего положения не должна позволять себе любопытства в чей-либо адрес.

— А вы бы признали, если бы он возбуждал в вас любопытство? — Харриет рассмеялась, но Эдлин продолжила мысль: — Я видела, как вы держали его за руку.

Харриет аккуратно разрезала булочку на две части.

— Это не я держала его за руку. Мы искали… Твоя бабушка нервничала из-за того, что тебя нигде не было видно. И если тебе показалось, что я была расстроена или проявляла любопытство, то теперь ты знаешь, в чем было дело. Так что вот. Ну, все, мне пора идти. Нужно еще проведать остальных девушек. Некоторые из них никогда не были на балу, так что они будут судачить об этом всю ночь. — Она снова выдержала паузу. Во всяком случае, постаралась. — Моя спальня в конце коридора, и если тебе что-нибудь понадобится…

— А что мне может понадобиться?

— Зови, если что, — сказала Харриет, смирившись.

Она встала и пошла к двери, ей не терпелось скорее покинуть комнату.

У самой двери ее остановил голос Эдлин:

— А что делаете вы, когда вам одиноко? Харриет знала, что ей не следует давать правдивый ответ, но все же она сказала, как есть:

— Я читаю.

— Руководство по этикету? — спросила Эдлин с некоторым презрением.

Харриет медленно повернулась.

— Нет. Когда я остаюсь одна, то читаю обычные книги. У меня есть любимая…

Эдлин повернула голову.

— Я устала. Уходите. Харриет выдержала паузу.

— Что ж, приятных тебе сновидений.

Когда секундой позже Харриет выходила из комнаты, она поняла, что ничего не знает об Эдлин, зато она узнала три вещи о себе самой. Первое: она любит пить горячий шоколад дождливым вечером. Второе: однажды она съела пять булочек со смородиновым джемом за один присест. Третье: она читает, когда ей одиноко. И если быть до конца честной с самой собой, то еще есть четвертое: она проявляла нескромное любопытство к чертовски привлекательному опекуну Эдлин.

Она едва не вскрикнула, когда столкнулась с тем самым чертовски привлекательным герцогом посреди лестничного пролета. Поначалу ей показалось, что это длинная тень легла ей поперек дороги. Но в тот же миг тень двинулась ей навстречу. Пара рук вытянулась вперед и поймала ее в сети пальцев. Глаза герцога горели темным огнем. Харриет поджала губы, всем своим видом давая понять, что не одобряет таких действий. Поверх вечернего костюма на нем был надет черный плащ. Когда он сделал шаг навстречу, от него приятно пахнуло шерстяной тканью, подбитой атласом.