Кейси Майклз - Как укротить леди

– Мне нужно идти.

– Сейчас? Сядь, Лукас. Я только подшучивал над тобой. Хотя не мне это делать, поскольку сам я не могу похвастаться умением ухаживать за любимой женщиной.

– Но, Раф, ты не понимаешь! «Выходите за меня замуж» – это я говорил ей раз сто. Черт! – Он растерянно покачал головой. – Но почему я не признался Николь в любви?! Не понимаю… Ведь тебе же я сказал, что люблю ее!

– Да, припоминаю. Это было очень трогательно, и, конечно, я всегда буду ценить твое доверие и откровенность.

Лукас резко опустился на стул.

– Раф, это не смешно.

– О, здесь ты ошибаешься. Если бы ты видел себя моими глазами! Я пытался предупредить тебя. Николь… Понимаешь, моя сестра девушка особенная.

– Она просто невозможная… Мне нужно поговорить с ней. Сколько у нас времени?

Раф бросил взгляд на каминные часы.

– Финеас… Ты знаешь, это мой камердинер. Так вот, он сказал, что люди собираются в «Сломанном колесе» в восемь вечера, а сейчас уже больше шести. Да, и если тебе интересно, как я узнал, что марш решили провести именно сегодня, то этим мы обязаны Финеасу, который до того, как решил связать свою судьбу со мной, служил посыльным на Боу-стрит. Он не утратил способности быстро найти выход из сложных лабиринтов Уотерфолла, что не мешает ему быть превосходным камердинером. Взгляни хотя бы на мой шейный платок. По-моему, он выглядит довольно прилично, ты не находишь?

– Раф, я совершенно не выспался, так что иди ты к черту со своими нарядами! Мне необходимо поскорее поговорить с Николь. Давай лучше продолжим наш разговор. Сколько их там будет?

– Извини. По прикидкам Финеаса, демонстрантов наберется больше сотни. Из них только небольшая часть имеет хоть какое-то оружие. Все полны решимости пройти колонной по Вестминстерскому мосту и прикрепить плакаты со своими требованиями прямо к дверям парламента. Если твои предположения верны и Фрейни уже поднял на ноги гвардию, то просто не знаю, как нам удастся избежать бойни.

– Так как нам остановить их?

– Ну, лично я не в состоянии вызвать в воображении радужную картину, где мы с тобой внезапно врываемся в таверну и заявляем, что все собравшиеся – наивные простаки, которых водят за нос агенты-провокаторы, подосланные правительством, чтобы спровоцировать их на мятеж. Мне это представляется отличным способом заставить людей перерезать нам глотки.

– Примерно так же я ответил на вопрос Николь, что будет с нами. И она сказала, что если уж люди возмутятся, то пусть обрушат свой гнев на того, на кого следует.

– Гмм… Разумно. Только как этого добиться?

Опершись на стол, Лукас нагнулся к нему и зашептал:

– Есть у меня одна идея…

Николь открыла один глаз, услышав, как заскрипела дверь, ведущая в ее спальню, и увидела осторожно входящую Лидию.

– О, я не знала, что ты в ванне, – смутилась она и хотела уйти, но Николь остановила сестру.

– Ничего страшного, – сказала она, подняв голову с края ванны. Блаженствуя в горячей воде, она отчасти пребывала в дреме, отчасти размышляла о вселенной и о том, какое место она в ней занимает. – Я уже начинаю к этому привыкать.

– Что ты имеешь в виду? Впрочем, не важно. Мне жаль, что меня не было дома, когда ты вернулась. Герцог Малверн уговорил меня погулять, пока стоит хорошая погода. Мы с ним посетили Тауэр, но времени на осмотр было немного, потому что я торопилась домой, чтобы встретить тебя из поездки.

– Говоришь, была с герцогом? Значит, ты к нему переменилась? И твоя ненависть к нему прошла?

Аккуратно расправив юбки, Лидия опустилась на стул, обтянутый полосатым ситцем, где обычно сидела, когда заглядывала в спальню Николь. Ее движения покоряли врожденной грацией, в противовес манерам матери, в которых угадывалась некая принужденность. При внешнем сходстве с родительницей Лидия отличалась от матери внутренним благородством. Ничего удивительного, что Хелен старалась избегать сравнения с дочерью.

– Я никогда не испытывала ненависти к его светлости, – не глядя сестре в лицо, сказала Николь. – Он человек очень… очень приятный и порядочный. Думаю, скоро он обручится со своей дальней кузиной мисс Харбертон. Она очень красивая и такая же темноволосая, как ты. Мама сообщила мне об этом вчера утром, до вашего отъезда.

Николь встала во весь рост и потянулась за огромным полотенцем, которое нагревалось перед камином.

– А как об этом узнала мама? – поинтересовалась она, уловив в голосе сестры нотку грусти.

– Специально я не спрашивала. Она сразу догадалась бы, что мне это не совсем безразлично. Так вот она сама объяснила мне, что такой, как я, о герцоге нечего и мечтать.

И вот так каждый раз! Стоило Николь настроиться на более великодушное отношение к матери, как случалось что-нибудь в этом роде, отчего ей хотелось задушить мать.

– А она объяснила, что имеет в виду?

– О да, объяснила. Ты же знаешь маму. Она всегда выражает свои мысли предельно точно и откровенно. «Ты довольно хорошенькая» , – сказала она, затем подчеркнула мое приятное обхождение с ней, но у меня… Оказывается, у меня недостаточно широкие бедра, чтобы стать герцогу женой и родить ему наследников. Она считает, что мне лучше выйти замуж за какого-нибудь викария с приличным доходом и тихо жить в деревне, как все остальные деревенские мыши.

– Да, наша матушка ничего в этом не смыслит! – заявила Николь, накинув на себя полотенце и скрывшись за ширмой в углу комнаты, где Рене приготовила ей на стуле свежее белье. – Если он тебе нравится, Лидия, и ты хочешь быть его женой, добивайся его!

– Но в этом-то и дело. Он действительно мне нравится, мне с ним интересно, но я совсем не хочу за него замуж. И все-таки мне было неприятно, когда мама сказала, что я не могу быть его женой. Я слишком самолюбивая, да?

Николь высунула из-за ширмы голову и улыбнулась сестре:

– Ты никогда не была ни самолюбивой, ни злой, ни упрямой. Это все мои грехи. А наша мать все равно ни черта не понимает!

– Она не хотела меня обидеть.

– Я знаю, – снова выглянула Николь, балансируя на одной ноге, пока натягивала чулок. – Кажется, наконец-то я смирилась с ее характером и поняла, почему она такая. Но это вовсе не значит, что человек в здравом рассудке должен прислушиваться к тому, что она говорит.

Лидия засмеялась и наклонила голову, пытаясь заглянуть за ширму.

– Что ты там делаешь?

– Ничего. – Николь натягивала на стройные ноги чьи-то чужие длинные штаны. – Ну, так как? Ты собираешься это делать?

– Что? Осторожнее, не то ширму свалишь!

– Ну, убедить герцога Малверна, что его кузина Халибат совершенно ему не подходит?

– Не Халибат, а Харбертон, а халибат – это рыба, палтус. Из нее готовили блюда во время церковных праздников еще до того, как на берега Англии высадился Вильгельм Завоеватель. – Лидия вздохнула, словно понимала, что говорит впустую, и рассеянно добавила: – Кажется, Эдуард Исповедник особенно любил блюда из палтуса.