Карин Эссекс - Лебеди Леонардо

«Господи, сохрани нас от зла, избавь от искушения сегодня и в час нашей смерти».

Не успело остыть омытое и облаченное в нарядные одежды тело Джана Галеаццо, как Il Moro собрал знать и духовенство. Они отвергли притязания на титул четырехлетнего сына Джана и не мешкая провозгласили герцогом Лодовико Сфорцу. Тут же был послан гонец к германцам, которые должны были формально признать права Лодовико. Якобы в знак уважения к своему умершему племяннику — миланскому герцогу — Il Moro попросил до похорон Джана именовать его просто герцогом.

«Господи, спаси утомленную душу пропойцы Джана Галеаццо и душу Лодовико, если он причастен к его смерти».

Вздрагивая от сквозняков, гуляющих по собору, Изабелла вспоминала разговор с де Прети. Она молилась за всех: мертвых, живых, тех, кого ожидала скорая смерть, и тех, кому предстояло жить дальше с чувством вины, — все они нуждались в молитвах. Изабелла молилась за Франческо, который ни минуты не сомневался в виновности Лодовико. Она просила Бога, чтобы он даровал ей забвение и она перестала наконец думать о том, причастен ли Лодовико к смерти Джана.

«Слава Отцу, Сыну и Святому Духу, ныне и присно и вовеки веков».

Изабелла опустила четки в карман и встала. Колени и мышцы ломило. Поистине, этот громадный стылый собор мог стать гробницей для всего человечества. Все последние месяцы Изабелла усердно гнала от себя мысль: могла ли Беатриче быть причастна к смерти Джана? Разве тогда на реке она не заметила в глазах сестры честолюбивый огонек? Сама мысль об этом была невыносима, особенно теперь, когда Изабеллу ожидала встреча с сестрой, снова ожидавшей ребенка. Астрологи, гадатели на картах и маленький народец сходились во мнении, что Беатриче снова родит сына. Они с Лодовико настояли, чтобы Изабелла присутствовала при родах. Зачем? Чтобы Изабелла снова испытала боль оттого, что сама родила дочь? «Не возжелай зла ближнему своему». На самом деле Изабелла знала, зачем Лодовико пригласил ее в Милан. Лодовико не мог простить Франческо отказа от его щедрого предложения. Изабелла оказалась между двумя мужчинами, и теперь ей предстояло по мере сил смягчать разногласия между ними.

Изабелла понимала, что ее усталая и замерзшая свита, которая осталась снаружи, страстно мечтает поскорее оказаться в уютном дворце Сфорцеско. Впрочем, как бы ей самой ни хотелось покинуть суровые печальные стены, еще меньше Изабелла желала пересекать громадный ров, за которым лежал мир Сфорца. Однако дольше медлить она не могла. Беатриче уже передали весть о прибытии Изабеллы, и сейчас она наверняка волнуется, почему сестра до сих пор не появилась во дворце. И только после того, как монахи отворили перед ней бронзовые двери, впуская внутрь холодный послеполуденный свет, Изабелла подумала, что забыла помолиться о главном. О спасении Италии, где ныне все мечтали о вторжении чужеродной силы, которая поглотит их и спасет от самих себя. Что ж, Италии придется подождать — сегодня Изабелла слишком устала и замерзла.

Кортеж Изабеллы медленно продвигался по широкому проспекту, выходящему на мощенную кирпичом площадь перед Кастелло. Несмотря на промозглую погоду, торговцы, рабочие и ребятня бежали за каретами, стремясь поглазеть на знатных господ или, что вероятнее, чего-нибудь выклянчить. Монеты, яркие побрякушки, куклы, хлебные корки, куски сыра и прочие знаки господского расположения, извлеченные из карманов и кошельков богатых, падали в жадные и замерзшие руки бедноты — юные и старые, испачканные свиной кровью, краской, грязью, жиром и глиной.

Сидя в карете, Изабелла зябко куталась в теплые одеяла. Она выпростала руку из заячьей муфты, протягивая игрушечного солдатика — довольно искусно расписанного для такой дешевки — зеленоглазому сорванцу. Мальчишка рванулся к карете от дверей мясной лавки и схватил подачку, как голодный пес хватает кость.

Глядя вслед бедняку, уносящему свое сокровище, Изабелла заметила конический шлем, парящий в воздухе, и лицо с резкими чертами и хищным профилем. Когда кортеж въехал на площадь, оказалось, что голова в шлеме принадлежит статуе, установленной в центре. Воин сидел на коне, водруженном на мраморный пьедестал. В высоту памятник достигал примерно двадцати футов, но косые лучи заходящего солнца заставляли статую отбрасывать тень, вдвое превышающую ее высоту. Создавалось впечатление, что площадь заложили специально, чтобы она стала пристанищем благородному животному и его хозяину.

Изабелла приказала вознице объехать статую по кругу, чтобы рассмотреть ее со всех углов. Конь был великолепен. Скульптор запечатлел животное в момент прыжка. Передние копыта с небрежным изяществом взмыли вверх, задние твердо стояли на постаменте, а хвост, словно кнут, рассекал воздух. Расширенные ноздри, оскаленная челюсть с громадными квадратными зубами и длинным языком. Конь был совершенно послушен воле всадника.

Гигантская глиняная скульптура, которую долгие годы создавал Леонардо, наконец-то была установлена на площади в честь свадьбы императора Максимилиана и Бьянки Марии Сфорцы. Статуя прославляла также своего создателя и заказчика. Изабелла горько сожалела, что болезнь не позволила ей присутствовать на открытии статуи. Ей довелось слышать рассказы многочисленных очевидцев и поэмы, прославляющие художника и его творение. Она не помнила слов, но они всегда повторялись. «Слава победителю, и тебе слава, о Леонардо!» — и прочее в том же духе. Некоторые строки Бальдассаре Такконе заставили Изабеллу вздрогнуть — поэт сравнивал Леонардо с Фидием и Праксителем. Ни Греция, ни Рим не рождали таких творений, вещал Такконе. Изабелла и сама никогда не сомневалась, что в современных Афинах, созданных Лодовико, Леонардо поднимется до высот античных мастеров. Изабелла сожалела только о том, что не она была миланской правительницей, — уж она бы предоставила художнику все возможности для развития его гения! У себя в Мантуе она тоже умела творить чудеса, но для того, чтобы предоставить полную свободу гению, требовалось не только художественное воображение, но и королевское содержание, которого она, увы, предоставить художнику не могла.

Изабелла знала, что монумент посвящен отцу Лодовико Франческо Сфорце — прославленному воину и завоевателю. Однако, прежде всего, статуя прославляла красоту коня — не только этого коня, но всех лошадей на свете, а в конечном счете величие Господа, создавшего столь удивительных животных. Если Лодовико поинтересуется ее мнением, Изабелла ответит, что стойкость, сверхъестественная выносливость и сила благородного животного, несомненно, символизируют качества, присущие его отцу — да и всем Сфорца, не исключая самого заказчика статуи. Однако на самом деле Изабелла думала иначе. По ее мнению, конь прославлял самого себя и своего гениального создателя, столько лет пытавшегося постигнуть природу благородного животного.