Виктория Холт - Тайный брак

Он горячо расцеловал меня, я шепнула ему, что теперь-то уже не приходится сомневаться в моей беременности. Это заставило его снова и снова осыпать меня поцелуями.

— Удалось тебе успокоить людей и заставить расстаться с частью их денег? — спросила я.

— Вполне, — ответил он.

— Значит, ты уже скоро отбудешь из Англии?

— Нет! — вскричал он. — Я дождусь, пока у меня родится сын!..

Я была так счастлива, что на время забыла о всех своих печалях и перестала задавать самой себе вопросы, на которые не могла ответить или ответ на которые мог бы неблагоприятно отразиться на моем настроении.

Я любила Генриха все сильнее, и он, без сомнения, любил меня. Для себя я открыла великую истину — люди таковы, каковы они есть, и нужно принимать их такими. А любые попытки изменить или исправить их ведут лишь к ухудшению взаимоотношений и легко могут привести к полному краху.

Шли дни, недели и месяцы. Уже наступил июнь, прекрасный месяц июнь. Рождение ребенка ожидалось в декабре, и я не торопила время, потому что Генрих вновь был со мной, и мне хотелось, чтобы это длилось вечно.

Генрих с нетерпением ждал, когда я разрешусь от бремени. Он часто размышлял о том, что если родится девочка, то, разумеется, полюбит ее, как положено отцу, однако все же будет куда лучше, если родится мальчик. Первый ребенок — и уже мальчик. Что может быть прекраснее? А уж потом пускай в мир ворвутся и мальчики, и девочки, и побольше. У нас будет огромная семья…

Он всегда хотел, чтобы все происходило хорошо и быстро. Лучше и быстрее, чем у всех!..

А я просто счастливо улыбалась, слушая его или угадывая его мысли.

Но ведь на свете так не бывает, когда все и всегда хорошо и радостно. Мне следовало бы раньше знать об этом…

Помню очень хорошо тот жаркий июньский день. Я проснулась с ощущением полного счастья. Я прекрасно себя чувствовала, давно прошли все недомогания, какие бывают у женщин в раннем периоде беременности. Ничто не омрачало моих дней. Меня переполняла любовь к Генриху. Близость с ним доставляла мне все большее наслаждение; мы с супругом живем точно так, как играем на арфе, — в полной гармонии.

У нас появились общие заботы — о будущем ребенке. Мы много говорили об этом событии, вместе ожидали, с тревогой и нетерпением, его рождения.

Ранним утром того июньского дня к Вестминстерскому дворцу подскакали несколько всадников. По их поведению я сразу поняла, что случилось нечто страшное. Генрих принял их. Преклонив перед ним колени, они некоторое время молчали, не решаясь довести до его ушей известие, с которым, по всей видимости, прибыли.

— Что? — коротко спросил король.

— Это случилось под Бюже, — сказал один из прибывших.

— Ну же! — нетерпеливо вскричал Генрих. — Я готов выслушать худшее. Наша армия потерпела поражение?

Посланцы молчали.

— Говорите! Заклинаю вас именем Господа!

— Герцог… — пробормотали они, не поднимаясь с колен. — Герцог Кларенс.

— Его захватили в плен?.. Отвечайте же!

Снова тягостное безмолвие, потом я услышала:

— Он убит, сир.

Я неотрывно смотрела на Генриха. Речь шла о его родном брате. Любимом брате… Его убили!.. Я сразу подумала о Маргарет, о его жене… Снова вдова… Во второй раз… Боже мой! Что делают эти войны! Зачем только люди выдумали их? Почему никак не успокоятся? Насколько лучше жилось бы в этом мире без них!

Генрих начал расспрашивать прибывших. Заикаясь от волнения, они поведали о случившемся.

Лицо Генриха исказилось от боли. Он так любил всех своих братьев, но Кларенса особенно. Однако в его скорбном взгляде я читала и другое. Наверное, он думал сейчас о том, что полоса побед английского оружия миновала… во всяком случае, прервалась. Первое поражение, за которым вполне могли последовать другие… А все почему? Потому что его, Генриха, не оказалось на поле сражения.

Да, эти мысли я читала на его лице, они гнездились в его душе, которую я уже так хорошо изучила.

И еще он, несомненно, думал о том — осуждая себя, — что слишком много времени уделял своей жене, а в это самое время французы одержали победу при Бюже над англичанами и убили его любимого брата.

Посланцы опасались гнева своего короля, что зачастую обрушивался на вестников печальных событий, но Генрих никогда не вымещал свою скорбь и гнев на других. Он умел себя сдерживать.

Он забросал прибывших множеством вопросов, ибо хотел знать все новости до мельчайших подробностей, как бы горьки те ни были…

А дело, насколько мне удалось запомнить, обстояло так. Когда мы с Генрихом отплыли из Франции в Англию в сопровождении его брата Джона, герцога Бедфорда, то другой брат короля, Кларенс, остался на континенте, выполнять двойные обязанности — губернатора захваченной Нормандии и негласного наместника всей Франции. Однако мой брат и наследник престола дофин Шарль (впоследствии король Карл VII) не смирился с условиями перемирия, подписанными нашими с ним родителями. Он не намеревался отдавать свою корону английским королям, не хотел считать поражение Франции окончательным. И у него оказались сторонники не только во Франции, но и за ее пределами. К нему присоединились вечно враждующие с Англией шотландцы. Ослабляла его лишь позиция бургундцев, по-прежнему поддерживающих англичан. Впрочем, как всегда, они шли не столько за англичан, сколько против арманьяков (орлеанистов).

В ту пору я, конечно, плохо разбиралась в расстановке сил, но позднее многое поняла, а потому могу сейчас, вспоминая прошлое, рассказывать о нем в какой-то степени достоверно.

Братья к Генриху относились по-разному, однако все трое не могли не признавать его государственного ума, его способностей блестящего воина. Однако лишь Джон Бедфорд считал, что ему не дотянуться до старшего брата. Томас Кларенс, его самый любимый брат, искренне полагал, что вполне равен ему по военному таланту, а Хамфри Глостер обманывался настолько, считая, что при некотором усилии легко превзойдет Генриха.

Думаю, предпринятое Кларенсом наступление на город Бюже скорее всего продиктовано желанием прославить и его, и, разумеется, себя еще одной победой, равной по значению победе при Азенкуре. Но теперь уже не Генрих, а Кларенс должен был стать ее героем…

Поэтому, услыхав, что дофин Шарль направляется к городу Бюже с большим войском, герцог Кларенс решил немедленно вступить с ним в бой. И хотя главные силы англичан могли присоединиться к его отряду лишь через день или два, он, не дождавшись их, отдал приказ атаковать французов. Смелое, но безрассудное решение. Видимо, лавры победителя старшего брата не давали покоя.

Я видела, как, слушая посланца, Генрих стиснул зубы, глаза его сузились.

— …Небольшой отряд отважных воинов, — закончил свое повествование посланец, — оказался вскоре разбит, погибли многие славные рыцари. И герцог Кларенс…