Кристин Монсон - Блистательный обольститель

Большую часть дня они просидели, прижавшись к земле около стены. Регулярные атаки сипаев ни к чему не привели. Наконец перед лицом таких потерь их интерес к массовому самоубийству ослаб, и атаки происходили уже реже.

В продолжение долгого послеобеденного времени, отпивая жидкий чай из маленькой глиняной чашки, купленной у уличного разносчика, Дерек обдумывал несколько способов достичь резиденции, не будучи подстереленными. Лучше всего было дождаться сумерек, когда обе стороны займутся разведением огня для приготовления пищи. Когда солнце начало отбрасывать длинные дымные тени на лужайку перед резиденцией и Дерек с Анне-Лиз уже решили что-нибудь предпринять, где-то слева послышался шум. Дерек встал, небрежно потянулся и зевнул, затем вскочил на своего черного жеребца. Со стороны он мог показаться предводителем восставших, берущим в свои руки управление осадой. Отряд сипаев был хорошо ему виден, смена часовых происходила регулярно, и Дерек решил, что прорваться в резиденцию сейчас им не удастся.

— Вставай, женщина, — произнес он громко на хинди, — мы достаточно медлили. — Не оборачиваясь, он тронулся по дороге назад, в город. Анне-Лиз, хромая, держалась за ним.

Выйдя на разведку ночью, Дерек был остановлен патрулем из трех человек, как только приблизился к резиденции. Дерек спросил у них, как добраться до ближайшего публичного дома, и они, весело гогоча, подробно объяснили ему. Он решил, что дальнейшие его вылазки будут крайне опасны, и вернулся к Анне-Лиз.

На следующий день часовые вновь были на своих местах, появилось второе орудие, но индусы не умели с ним как следует обращаться. С намерением выяснить все возможности спастись Дерек отправился на телеграф. Телеграф был открыт, но здание охранялось вооруженными повстанцами. Штатские служащие продолжали принимать телеграммы, разочарованные сипайскими цензорами и частыми поломками линии. Слушая все их сетования, Дерек только кивал головой. Затем он сказал, что ему надо послать телеграмму: его бабушка в Дели тяжело больна. Он знал, что из болтовни клерков, хотя слушать их тоже очень рискованно, он сможет выяснить не меньше, чем направляя телеграфные запросы ко всем окрестным комиссарам. То, что он узнал, было обескураживающим. Дели пал, Мирут — накануне капитуляции. Об Алигаре не было сказано ни слова, но он и сам видел, что там делается, Лакнау пока еще не захвачен. Известий с юга не было, но ходили слухи, что восставшие выгнаны из Аллахабада.

Лицо Дерека исказилось от боли, когда он увидел Анне-Лиз, которая униженно выпрашивала подаяние на рынке. Он схватил ее за руку и повел за собой. За рынком он усадил ее на мула, сам вскочил на лошадь. Теперь они ехали к восточным воротам. Приблизившись к Анне-Лиз, Дерек тихо спросил:

— Чем ты занималась?

— Что?

— Ты просила милостыню!

— Нет, тебе показалось, просто я выгляжу, как нищенка.

— Ты слышала ружейные выстрелы прошлой ночью?

— Они дважды разбудили меня.

— Это делается, чтобы не дать уснуть тем, кто в резиденции… и все часовые на месте. Видишь вон тот отряд конных сипаев? Я наблюдал за ними, когда ходил на телеграф. Я думаю, это летучий отряд, готовый изрубить каждого, кто решит выйти из резиденции. Кто знает, — закончил он, — как вырваться из осады. Думаю, нам лучше попробовать добраться до Лакнау.

— Ты не думаешь, что нам лучше миновать Лакнау? — спросила она спокойно, когда они выезжали из пока не охраняемых восточных ворот.

— Нет, в данной ситуации у нас слишком небольшой выбор, я не хочу рисковать.

— Ты имеешь в виду сложности со мной? — она печально взглянула на него. — У тебя будет гораздо больше шансов, продолжая путь в одиночку.

— Вероятно, — он улыбнулся, — но ваше общество, мадам, доставляет мне большое удовольствие!

Она слегка покраснела:

— Я не нужна тебе, Дерек. Действительно, никогда не была нужна, за исключением времени, когда ты был болен.

— Я нуждался в тебе всю мою жизнь, — сказал он мягко. — Мариан была удовольствием, ты же — необходимость. Я не осознавал этого, пока ты не покинула Англию. Конран был не одинок в любви к тебе.

Она пристально посмотрела на него:

— Я полюбила тебя, мне кажется, с первого взгляда, как только увидела. Ты для меня был героем, принцем из сказки, и никогда не сделал ничего такого, чтобы разрушить это впечатление, за исключением возвращения к Мариан. Я видела в тебе какой-то идеал, и в этом была моя глубочайшая ошибка. Ты же все еще видишь во мне свою няньку… что-то вроде ангела. Я не ангел, Дерек, но земная и сейчас насмерть перепуганная особа. Если восстала вся Индия, куда мы пойдем? Пока мы были удачливы, но наши шансы выжить равны нулю. Ты прекрасно говоришь на хиндустани и наверняка можешь спастись, но только не со мной. Лучше всего тебе отправиться в Лакнау одному, а мне позволь поступать по своему разумению. Нескольких рупий мне хватит на… — выражение его лица заставило ее умолкнуть. — Нет, я просто решила, что ты должен знать, о чем я все время думаю.

— Если ты собираешься исчезнуть, то знай: я потрачу всю свою жизнь, но тебя найду. Так что выброси из головы свои дурацкие идеи, — предупредил он кратко. — Что бы ни случилось, мы встретим будущее вместе. Да, я идеализирую тебя, но тем не менее вижу, как ты пытаешься осадить мула и не можешь. Твоя слабость только усиливает мою любовь. Если я решил защищать тебя, то это моя проблема, а не твоя. И не пытайся никогда решать за меня что-нибудь, — убедившись, что на них никто не смотрит, он обнял ее за плечи и крепко поцеловал. — Вот как я люблю тебя! Ты будешь матерью моих детей, а то Роберту придется стать ответственным за продолжение рода Клавелей. Я не женюсь ни на ком, кроме вас, мисс, так что смирите свою гордыню!

Она освободилась от него:

— Я не верю этому, но даже если бы и верила, то все равно не вышла бы за тебя. У вас доброе сердце, Дерек Клавель, но ваше тупоумие безгранично, как луга Сассекса. Отправляйтесь домой и женитесь на леди, у которой голубая, как у вас кровь, если уж вам так хочется жениться… А у меня кровь алая, как ты мог заметить. Забудь меня. А я уж точно попытаюсь забыть о тебе.

— Вряд ли тебе это удастся, — ответил он ровно, — так же, как и мне… поэтому лучше прекратим этот глупый разговор и будем говорить серьезно. Мы подходим друг другу. Давай договоримся: ты не позволишь мне задирать тебя, а я не позволю тебе ревновать меня… Бог знает, почему мы оба упрямы, как ослы. Ты будешь упрекать меня за Мариан, пока мы не поседеем, а я буду ревновать к Конрану до гробовой доски. Но, клянусь Аллахом! — он возвел глаза к небу и рассмеялся, — я не видел пары хуже, чем мы, похоронившие себя в старческом слабоумии.

Она вздохнула: