Елена Арсеньева - Страсть Северной Мессалины

Каким-то образом невинные хитрости великой княгини и ее проделки с седлами стали известны императрице. Елизавета Петровна застигла Екатерину сидящей верхом по-мужски – вдобавок в мужском костюме – и гневно выговорила:

– Вы ведете себя неприлично! Посмотрите на свой костюм! А как вы сидите! Если у вас не хватает ума уразуметь, что это бесстыдно, постарайтесь хотя бы понять: эта манера сидеть в седле не дает вам иметь детей!

Наверное, Екатерина не удержалась бы от улыбки, услышав этот упрек от императрицы, которая и сама была одета в свой излюбленный мужской костюм. Однако она, несмотря на молодость, умела слышать недосказанное. Вдобавок рыльце у нее было в пушку, и она страшно разволновалась, поняв, что ее тайна известна императрице.

Помощь пришла с самой неожиданной стороны – от Марьи Чоглоковой. Та испугалась упреков в том, что проворонила адюльтер, – и со страху перешла в наступление против своей повелительницы.

– Ах, ваше величество! – выпалила она предерзко. – В том, о чем вы говорите, нет никакой вины ее высочества. Дети не могут явиться на свет без причины. И хотя их высочества живут в браке семь лет, а все-таки причины между ними ни одного разу не случилось.

Императрица вытаращила глаза. Она не сразу поняла, что имеет в виду Чоглокова. Но стоило ей понять… стоило ей осознать, что престолонаследие в России под угрозой…

По счастью, озабоченная тем, как исправить положение и вылечить племянника, Елизавета Петровна забыла о непристойном поведении его молодой жены. И гроза над головой великой княгини на сей раз не грянула.

Порешили, что какое-то время Салтыков постарается не появляться у Екатерины, однако влюбленные недолго смогли вытерпеть в разлуке. Они продолжали встречаться. И однажды случилось то, что и должно было случиться: Екатерина почувствовала, что беременна.

Вот это был удар! Известие не оставляло места для радости, ибо теперь только дурак не догадался бы, что великая княгиня изменяет супругу! Императрица, которая сначала озаботилась было состоянием здоровья племянника, уже забыла об этом, и Петр по-прежнему ни на что не был годен в постели.

И тогда Салтыков понял, что он, только он, должен спасти возлюбленную. Спасти не только ее честь, но, может быть, и жизнь. А заодно и свою…

Спасение состояло лишь в одном: с Екатериной должен был провести ночь ее собственный муж. Как ни тошно было представлять это, как ни болело сердце у Сергея при мысли, что он отдаст возлюбленную другому (пусть даже на время, но отдаст!), иного пути не было.

И Салтыков взялся за дело. Помогал ему в этом Лев Нарышкин – не менее, а может быть, и более красноречивый, чем добрая сотня профессоров элоквенции.

Пора дать стране наследника – так начали обработку Петра Федоровича приятели. Давно пора подумать о судьбе династии, твердили они. Однако инфантильный великий князь слушал вполуха. Он не был готов стать отцом. И терпеть ради такой ерунды острую боль не собирался.

Тогда приятели сменили тактику. Они начали рассказывать о том, чего великий князь был всю жизнь лишен. О том, что он мог получить – но так и не получил – от нежной, застенчивой Лопухиной, грубоватой Воронцовой, смешливой немецкой певички, кривобокой герцогини Курляндской с ее прекрасными, в самом деле прекрасными глазами… Друзья с таким знанием дела, так ярко живописали плотские наслаждения, что великий князь, смертельно боявшийся боли и крови, решил рискнуть.

Теперь предстояло ковать железо, пока оно было еще очень горячо. В тот же вечер Салтыков устроил пирушку, пригласив на нее самых близких друзей великого князя, и когда винные пары сделали свое дело и Петру стало море по колено, в комнате появился приглашенный хирург.

Операция была сделана в одно мгновение, великий князь даже испугаться не успел. Его все поздравляли. Он был страшно признателен своим друзьям, особенно Салтыкову, и горел желанием немедленно испытать свои новые способности. Друзья, помирая со смеху, уговаривали его повременить, пока заживет порез. Однако Петр в состоянии подпития совершенно терял разум. Его и прежде-то одолевало пьяного вожделение, а уж теперь он был не в силах с ним справиться. Ему нужна была сейчас женщина. Все равно какая. Первая попавшаяся девка!

Салтыков и Нарышкин ничего другого от него и не ожидали. Они не сомневались, что ситуация сложится именно так. И в оба уха шепнули великому князю, что нынче пачкаться со случайными девками вряд ли стоит. Это опасно для здоровья. Однако у него ведь есть жена…

Почему-то упоминание о жене Петра воодушевило – настолько, что он ринулся в ее опочивальню просто-таки сломя голову. Насилу Салтыков и Нарышкин удержали его – выпить на посошок. В бокал была влита щедрая порция снотворного.

О, эти два господина были истинными подмастерьями лукавого! А впрочем, их вела святая цель – защита чести женщины, которую Салтыков любил, а Нарышкин романтически обожал. Ради нее приятели были готовы на все!

Между тем Екатерина еще накануне была приготовлена письмом Салтыкова к мысли, что нынче муж может появиться у нее. Именно поэтому она рано отпустила своих девушек, легла и стала ждать, глядя, как мерцает, оплывая, свеча в ночнике.

Придет Петр? Или нет?

Ох, хорошо, кабы не пришел…

«Нет, нет, – тут же отреклась Екатерина от собственного малодушия, – что я такое говорю? Пусть он придет. Пусть придет, и пусть все наконец случится. Ничего, я это вытерплю. Я уже столько терпела, что как-нибудь справлюсь и с этим. Не знаю как, но справлюсь. Я должна. Я должна! Только бы он пришел!»

Он должен был прийти, потому что дела Золушки были плохи. Потому что она была в опасности. Потому что только эта ночь с нелюбимым, противным, можно сказать, ненавистным принцем спасет ее репутацию, а то и жизнь.

В коридоре послышались торопливые, но неверные шаги. Дверь распахнулась – ввалился великий князь. Екатерина приподнялась, простыня соскользнула с ее обнаженной груди. И тут вожделение Петра достигло предела. Он свалился на постель и стиснул жену в объятиях.

Все сошло благополучно. Одурманенный вином великий князь мало что помнил: он не испытал особого наслаждения, но и боль его не мучила. Он был чрезвычайно доволен собой и видом простыней, испачканных кровью. На нем вечно все заживало, как на собаке, скоро он и думать забыл об операции и чрезвычайно гордился тем, что сделался наконец мужчиной и может обладать своими любовницами так, как давно хотел. Про себя решил, что не обойдет вниманием и жену.

Однако Елизавета Петровна была житейски очень неглупа и подозревала смутную подоплеку этой столь внезапно разразившейся «брачной ночи». Высказать свои мысли вслух она не могла – это было бы сущее безумие. Однако втихомолку бесилась, вспоминая, как некогда, несколько лет назад, очаровательный Сергей Салтыков сделал вид, что не заметил влечения, которое она – государыня! – к нему питала. А этой несчастной Золушке вот посчастливилось!