Констанс Йорк - Воскреснуть и любить

— Я не думаю! — Он схватил Кэрол за плечи. — Выслушайте меня хоть раз.

— Хоть раз? Что это должно значить? Когда вы в последний раз разговаривали со мной?

— Сейчас! — Пальцы Энтони впились в нее. — Завтра я пойду к Джеймсу и к братьям Тимоти. Я собираюсь рассказать им, где и когда будет проходить заупокойная служба, и попросить их прийти. Я хочу напомнить о том добре, которое сделала им Глория Макуэн, о том, что они люди, а потому обязаны исполнять свой долг. А их долг состоит в том, чтобы во время службы удерживаться от насилия. Конечно, когда они придут, я поставлю в дверях людей, которым они сдадут оружие.

— Людей? Вы имеете в виду полицейских?

— Нет! Только членов общины. Никаких копов. Потому что каждый во время этих похорон будет вести себя достойно и уважительно.

— Вы не в своем уме.

— Ну что ж, раз так, вам тем более не следует быть там — во избежание худшего.

Его челюсти сжались, а глаза снова приобрели мрачное выражение. Кэрол молча оплакивала покой, который они дарили друг другу. Он оказался недолговечным.

— Я буду в церкви, — сказала она. — Если вы думаете, что я позволю вам быть там одному, то совсем не знаете меня.

— Если вы пойдете, я буду…

— Помолчите. — Она положила пальцы на губы Энтони. — Может быть, этот брак и шутка, но пока он считается законным, я продолжаю оставаться вашей женой. А жена не позволит мужу оказаться один на один с голодной стаей. Даже если мы и ошиблись, вы и я клялись перед Богом, что этот брак будет прочным и в добре, и в беде. А большей беды, чем эти похороны, я не могу представить, что бы вы ни говорили.

Преподобный отвернулся, его плечи понуро опустились. Кэрол закрыла глаза, борясь с желанием обнять его.

— Тогда вы сядете в первом ряду, — наконец сказал он. — Там, где я смогу быстро прийти к вам на помощь.

— Я сяду в первом ряду, чтобы почтить память Глории и поддержать вас.

— Вы только затрудняете мою задачу.

— Это невозможно. Труднее уже некуда. — Она запнулась, а затем несмело положила ладонь на его руку. Он не отстранился, позволив придвинуться ближе. — Вы уже были женаты, Энтони. Могли бы понять: я должна сделать то, что считаю правильным. Как и вы.

— Клементина бы сделала то, о чем ее просят.

Наверно, в эту минуту ему стало как никогда ясно, что она не его первая жена… Кэрол уронила руку.

Она огорчилась еще и потому, что его слова были последними. Казалось, они весь вечер отдавались в стенах безмолвной квартиры.

Падре стоял по одну сторону от двери, а Эдвин — по другую. Энтони отверг помощь Роберта, поскольку тот даже в штатском выглядел типичным копом. Он был среди приглашенных, но только как гость — гость, который ни на минуту не спускал глаз с Кэрол.

Когда Эдвин узнал об обстоятельствах, связанных с похоронами Глории, он добровольно вызвался обеспечивать безопасность. Отец двух малых детей вновь нашел себе работу, и это внесло надежды в жизнь маленькой семьи, но он без колебаний взял день за свой счет, чтобы встать рядом с главой прихода.

Да, на каждой улице города еще жили неканонизированные святые, ангелы без нимбов, пророки и жрецы, которых никогда не приглашали служить в храме… Энтони посмотрел через разделявшее их пространство на щуплого, сутулого помощника и устыдился собственного высокомерия.

— Идут, — сказал Эдвин. — Первыми будут.

Падре выглянул наружу. День был унылый и пасмурный. Из тяжелых, низко нависших туч моросил дождь со снегом, и это делало ноябрьский морозец еще более пронизывающим. Хэкворт был уверен, что в такую промозглую погоду мало кто придет в церковь.

К худу или к добру, но он ошибся.

К двери подошли три молодых человека, одетых в синие военно-морские бушлаты. У одного на голове была косынка, завязанная по-пиратски. Еще один надел повязку на шею.

Священник преградил им путь.

— Добро пожаловать, — сказал он.

— Если так, — ответил предводитель кучки головорезов из «Стаи», — то чего же вы стоите на дороге?

— Чтобы забрать у вас оружие. Это обитель Господа. Здесь не место насилию. Из уважения к памяти Глории Макуэн.

— По-вашему, мы должны остаться беззащитными, как агнцы перед закланием?

— Я прошу вас оказать уважение женщине, которая всю жизнь заботилась о вас. Каждого, кто пройдет в эту дверь, я попрошу сделать то же самое, о чем прошу вас. Тот, кто не захочет подчиниться, не войдет сюда.

— Чего? Это вы с ним собираетесь удержать их? А духу хватит?

— Если потребуется, хватит. — Энтони протянул руку, ожидая от парня понимания. — От вас сейчас зависит все, — негромко сказал он. — Вы пришли первыми. Если другие увидят, что у вас хватило смелости оставить оружие у входа, они сделают то же.

Выражение лица главаря стало дерзким. Это был красивый юноша с карими глазами, опушенными густыми ресницами. Под веками было нарисовано по слезе в знак скорби по двум погибшим прихвостням. Если бы его как следует подстричь и смыть с лица краску, парень мог бы сойти за члена Общества защиты престарелых и детей.

— Да если я захочу, вы меня не остановите, — с ухмылкой ответил он.

— Можно было бы проверить. Но даже пытаться не буду. Я просто хочу, чтобы все вы сделали то, что следует делать в таких обстоятельствах.

Энтони ждал, не опуская протянутой руки. И когда он уже решил, что проиграл свою первую схватку, молодой человек пожал плечами, полез за пазуху и вынул оттуда пистолет. Остальные последовали его примеру и избавились от ножей. Священник кивнул.

— Спасибо, — сказал он. — Вам все вернут на обратном пути.

— Да ну? — фыркнул молодой человек. — Думали бы, что говорите.

Энтони мрачно кивнул.

— Я всегда так и делаю.

Следующие полчаса пролетели быстро. Было еще несколько столкновений, грозивших кончиться катастрофой. Церковь заполняли «Стайные» и постепенно прибывавшие благонравные граждане Кейвтауна. Пришли люди из других предместий, неуютно чувствовавшие себя рядом как с простовато одетыми местными, так и с подъезжавшими почетными гостями. Во время одного из кратких перерывов кто-то положил Энтони руку на плечо. Не нужно было оглядываться, чтобы понять, кто это.

— Уже пятый час, — сказала Кэрол.

Он не обернулся, боясь обнаружить свою слабость.

— Придет еще кое-кто.

— Откуда вы знаете?

Он не знал, а просто сходил к Джеймсу и к братьям Тимоти и попросил их прийти. Темные глаза вожака встретили падре подозрительно. Юноша не произнес ни слова в ответ на приглашение. Ничто не позволяло Энтони надеяться. Но он все еще ждал.

— По-моему, нехорошо заставлять присутствующих сидеть и молча смотреть на гроб, — заметила Кэрол. Она опустила руку. Похоже, ее прикосновение только добавляло ему упрямства. Отговаривать Энтони было бесполезно. За время, прошедшее с того дня, когда он рассказал, что собирается провести заупокойную службу, что бы она ни сделала, что бы ни сказала, не производило на него ни малейшего впечатления.