Констанс Йорк - Воскреснуть и любить

Войдя в квартиру, Кэрол пообещала себе приготовить хороший обед. Слишком долго готовка напоминала ей о вечерах с Энтони. Вечерах, которые были лучшим временем их совместной жизни, полных спокойствия, уюта, домашних хлопот и разговоров о том, что случилось за день. Вечером она приготовит что-нибудь особенное и не будет вспоминать о тех ночах и той надежде, которая вспыхивала в ее сердце при случайном прикосновении бедра, при каждом тихом смешке или теплом взгляде.

Она успела приготовить зелень, ветчину и пару яиц и натереть два вида сыра для королевского омлета, когда в дверь кто-то постучал.

Хозяйка и бровью не повела. Теперь она была в большей безопасности, чем любой другой житель Пещер. Никто отныне не грозил ей местью.

Конечно, «Стайные» и «Мустанги» не стали закадычными друзьями — нельзя было требовать невозможного. Но перемирие оставалось в силе. До тех пор пока не появится новый Кентавр, они будут находиться в состоянии вооруженного нейтралитета. Сибилла и Тимоти могли беспрепятственно приезжать в город. Джеймс работал в местном центре помощи престарелым и готовился сдавать экзамены за среднюю школу, чтобы осенью поступить в колледж. Ходил слух, что Хэкворту удалось уговорить членов обеих шаек встретиться в церкви и обсудить все спорные вопросы.

Слухи были ее единственным источником сведений об Энтони.

Она сполоснула руки и подошла к двери. В квартире пахло свежим сыром и травами, в новом стереомагнитофоне стояла любимая кассета с песнями Эллы Фитцджеральд. Может быть, ей и удастся поднять себе настроение. Может, удастся перестать думать о возлюбленном…

Пары секунд лицезрения стоявшего на пороге Энтони хватило, чтобы понять, как сильно порой ошибаются люди.

— Хорошо выглядишь, — сказал он.

— А чего ты ждал? Что я чахну от тоски? — Она сделала шаг назад, чтобы гость мог войти. Если хотел.

— Похоже, я помешал тебе обедать.

— Еще нет.

— Я мог бы зайти в другой раз.

— Зачем же беспокоиться? — Она махнула рукой. — Входи. А то весь коридор пропахнет моей готовкой.

— Он уже пропах. — Энтони шагнул внутрь.

Квартира ничем не напоминала то грустное зрелище, которое запомнилось ему со времен последнего визита. Когда в окно бросили бутылку с зажигательной смесью, большинство ее вещей было испорчено огнем и водой. Сейчас от повреждений не осталось и следа. Краска была свежей, ковер новым.

Пожитки хозяйки — удивительная смесь того, что она привезла к нему, и новых вещей — вновь заполнили все свободное пространство.

Тогда почему же что-то настораживало взгляд? Он улучил мгновение и снова обвел глазами комнату, не обращая внимания на то, что Кэрол следит за ним. В квартире было чисто, опрятно и… скучно.

Впервые за долгий-долгий срок он задумался, а так ли уж хорошо ей живется. Неужели дела действительно пошли на лад? Что-то не похоже…

— В чем дело, падре? Что вам не нравится? Может быть, следовало поставить диван на место стерео? Но тогда я еще немного побаивалась выстрелов. Не так уж приятно сидеть у окна и думать, что кому-то может прийти в голову использовать мой затылок вместо мишени.

— Опять падре? Я много кем был, Кэрол. Но никогда не был тебе отцом.

— Это верно. Ты прожил со мной дольше. Ненамного, но все-таки дольше, чем мой отец. — Она указала на кухню. — Хочешь что-нибудь выпить? У меня есть минеральная вода, сок…

— Квартира стала чужой. Она не похожа на твою прежнюю.

— Придется поговорить с моим декоратором.

— Тут должны быть растения, забавные безделушки, плюшевый жираф в углу…

— Для жирафа потолок низковат.

Он обвел комнату рукой.

— Женщина, которую я знал, не была бы счастлива здесь.

— Женщина, которую ты знал? Энтони, я не догадываюсь, о ком ты говоришь. Но женщина, которая переехала сюда, вполне довольна тем, что у нее есть.

— В самом деле? А мужчина, которого ты знала, — нет.

Она отвернулась.

— Будь добр, садись. Я только что вернулась после десятичасового рабочего дня и начала готовить обед.

— По крайней мере, чувство юмора тебе не изменило.

Она почувствовала, что кипит от бешенства. Ледяного, холодного бешенства.

— Ты и в этом сомневался? А какое тебе, черт побери, до меня дело? Ты находишь эту ситуацию смешной? Я — нет. Ни капельки. Зачем ты вообще пришел? Совершаешь пасторский обход? Тебе кажется, что я недостаточно часто хожу в церковь?

— Ты вообще туда не ходишь.

— И не собираюсь. Если я захочу пойти в воскресенье в церковь, то отправлюсь к святому Павлу, а еще лучше — к Фоме или к адвентистам седьмого дня [12] Адвентисты — протестантская секта (главным образом в США). Проповедует близость «второго пришествия Христа» и наступления на Земле «тысячелетнего царства Божия». .

— Тогда зайди в храм в субботу, чтобы не разочаровываться.

Она яростно поглядела на Энтони.

— Что ты здесь делаешь?

— В данную минуту? Пытаюсь немного растопить тебя.

Она не могла этому поверить. Это был не тот мужчина, которого она знала. Его изумрудные глаза смотрели с сочувствием, словно Энтони пытался понять, что с ней происходит. Он выглядел одновременно измученным и уверенным в себе: сочетание, немыслимое ни в ком другом. С его мучениями Кэрол ничего поделать не могла, а вот с самоуверенностью справиться было куда легче. Она так и перла из него. Гордыня вообще была главной чертой его характера.

— Почему? — спросила она. — Почему тебя волнует, теплая я или холодная как ледышка? Какое тебе до этого дело? Ты пришел поговорить о разводе, так? Ты слишком тактичен, чтобы прислать мне бумаги без предупреждения.

— Я здесь совсем не поэтому.

— Я немного устала играть в загадки.

— Можно сесть? Или действительно будет лучше, если я зайду попозже?

Она вздохнула.

— Садись.

Он пристроился на краешке ее нового дивана. Эту вещь она купила без всяких раздумий. Просто потому что нужно было на чем-то сидеть. Диван стоял у входа в первый и единственный мебельный магазин, который она посетила, и это решило все сомнения. Только сейчас хозяйка заметила, насколько он низкий и узкий. Под Энтони он выглядел так, словно был из кукольного гарнитура.

— А ты не хочешь присесть?

Она неохотно села рядом. Единственное кресло стояло слишком далеко от дивана. Если бы Кэрол села в него, можно было бы подумать, что она боится супруга. А страх был одним из тех немногих чувств, которые не для нее.

— Не знаю, как начать, — сказал он.

— Да? Тогда похоже, что вечер затянется надолго.

— Облегчи мне задачу. Будь повежливее. — Он смягчил свои слова улыбкой, пробившей глубокую брешь в ее обороне.

Кэрол откинулась на спинку дивана и села чуть поудобнее.

— Извини, — через силу сказала она. — Я слушаю.