Лоретта Чейз - Вчерашний скандал

— Зачем ему писать, если он никогда не думает о нас? — проговорила мать.

— Я обращаюсь к нему с простой просьбой, а он отвечает насмешкой, — отец стремительно подскочил к камину и ударил кулаком по каминной доске. — Господи, как мне это вынести? Тревогами и заботами ты сведёшь меня в могилу, Лайл, клянусь тебе.

— О, мой любимый, не говори так! — взвизгнула мать. — Я не смогу жить без тебя. Я без промедления последую за тобой, и бедные мальчики осиротеют.

Она с шумом промчалась от окна к креслу, упала в него и начала истерически всхлипывать.

Отец распростёр руку, указывая на свою обезумевшую супругу:

— Теперь посмотри, что сделал со своей матерью!

— Она всегда так делает, — ответил Лайл.

Отец уронил руку и отвернулся от него в гневе. Он извлёк носовой платок и вложил в руку матери, и как раз вовремя, поскольку её собственный уже можно было выкручивать. Леди Атертон была поразительно талантливой плакальщицей.

— Ради наших мальчиков, мы должны молиться, чтобы это кошмарный день никогда не настал, — произнёс отец, похлопывая её по плечу.

Его глаза тоже увлажнились:

— Лайл, разумеется, будет далеко, в своих путешествиях, среди язычников, оставив братьев в чужих и безразличных руках.

Братья всегда жили в чужих и безразличных руках , подумалось Лайлу. Потеряв родителей, они бы переехали к одной из сестёр отца. Хотя лорд Атертон похоронил одну из них — первую жену лорда Ратборна — несколько лет назад, шесть остальных сестёр находились в добром здравии и даже не заметили бы прибавления к своему собственному многочисленному потомству. Конечно же, никто из них не занимался детьми непосредственно. Слуги, учителя и гувернантки растили их отпрысков. Родителям мало что оставалось делать, кроме как совать нос куда не следует, изыскивать способы раздражать детей и изобретать смехотворные и неудобные схемы, чтобы зря тратить чужое время.

Лайл не мог позволить им манипулировать собой. Если он даст им втянуть себя в свой водоворот эмоций, ему из него не выбраться.

— У мальчиков есть десятки родственников, готовых о них позаботиться, и больше чем достаточно денег на жизнь, — сказал Перегрин. — Они не останутся страдать и голодать в приюте для сирот. А я не поеду в Шотландию по такому дурацкому поручению.

— Как ты можешь быть таким бессердечным? — заплакала мать. — Фамильному сокровищу грозит исчезновение!

Она откинулась глубже в кресле, выронив дрожащими пальцами носовой платок мужа и приготовившись упасть в обморок.

Вошёл дворецкий. Он, как обычно, делал вид, будто всей этой эмоциональной буффонады не происходит. Слуга доложил, что карета ждёт.

На этом драма не окончилась, но продолжилась по пути в Харгейт-Хаус. Благодаря позднему выезду и столпотворению на дороге, они прибыли одними из последних.

Родители Лайла сыпали упрёками в промежутках между приветствиями хозяевам и отдельным мужьям и жёнам Карсингтонов, а также по пути через толпу к почётной гостье.

Виновница торжества, вдовствующая графиня Харгейт, кажется, с возрастом не менялась. Лайл знал из писем Оливии, что старая леди по-прежнему сплетничает, выпивает и играет в вист с подружками — известными среди Карсингтонов, как Гарпии — а также обладает избытком времени и энергии, чтобы наводить ужас на всю семью.

В настоящее время, одетая по последней и самой изысканной моде, с бокалом в руке, она сидела на чём-то вроде трона. Гарпии окружали её как фрейлины свою королеву. Или как грифы королеву стервятников, в зависимости от точки зрения смотрящего.

— Ты выглядишь измождённой, Пенелопа, — обратилась она к матери Лайла. — Одним женщинам материнство к лицу, другим нет. Как жаль, что ты не из тех, кто расцветает. Разве что твой нос, он достаточно красный, и глаза тоже. Я бы не стала столько плакать, будь я в твоём возрасте, как и производить на свет надоедливых детишек. Если бы ты меня спросила, то я бы посоветовала тебе заниматься деторождением с самого начала, вместо того, чтобы делать паузу и откладывать его на потом, когда ты потеряла привлекательность, и мышцы растянулись безвозвратно.

Заставив мать на время потерять дар речи и покраснеть, пожилая дама кивнула Лайлу:

— Ах, наш бродяга вернулся, коричневый, словно ягода, как обычно. Осмелюсь сказать, для тебя будет настоящим шоком видеть девушек полностью одетыми, но с этим придётся смириться.

Её подруги уловили игру слов и громко засмеялись.

— Смириться, в самом деле, — проговорила леди Купер, из тех, что помоложе. Ей было всего около семидесяти лет. — Что ты поставишь, Евгения, на то, что девушки раздумывают, такой ли у него загар на всём остальном теле, как на лице?

Позади него мать издала слабый стон.

Вдова наклонилась к Лайлу.

— Она всегда была жеманной простушкой, — произнесла она театральным шёпотом. — Не обращай на неё внимания. Это мой вечер, и я хочу, чтобы молодые люди развлекались. Мы по уши в красотках, и все они страстно жаждут познакомиться с нашим великим путешественником. Теперь иди, Лайл. Если ты застанешь Оливию, обручающейся с кем-то, скажи ей не быть смешной.

Она жестом отпустила его и повернулась, чтобы продолжить мучить его родителей. Лайл оставил их, без малейших угрызений совести, и растворился в толчее.

Бальный зал, как и обещала вдова, был переполнен красавицами, а Лайл никогда не был к ним равнодушным, будь они полностью одетыми или нет. Он точно не питал отвращения к танцам. Партнёрши находились без труда, и он танцевал с удовольствием.

Однако всё это время взгляд Перегрина блуждал в толпе, ища головку с волосами огненно-рыжего цвета.

Если Оливия не танцует, значит, играет в карты и обыгрывает того, кто оказался достаточно глуп, чтобы играть с нею. Или она в одном из тёмных углов, вновь принимает чье-то предложение, как заподозрила вдова. Разорванные помолвки Оливии, которые давно погубили бы девушку, обладающую меньшим состоянием или из менее влиятельной семьи, не отпугивали поклонников. Они также не имели ничего против того, что она не красавица. Оливия Карсингтон была завидной добычей.

Её покойный отец Джек Уингейт был никчемным младшим сыном недавно скончавшегося графа Фосбури, который оставил ей целое состояние. У её отчима и дяди Лайла, виконта Ратборна, тоже была куча денег, и он являлся наследником графа Харгейта, который был ещё богаче.

Во время танцев и в промежутках между ними Оливия служила излюбленным предметом пересудов: вызывающее платье, которое она надела на коронацию в прошлом месяце, её гонки на экипажах с леди Давенпорт, дуэль, на которую она вызвала лорда Бентвистла за то, что он ударил хлыстом мальчика-посыльного, и так далее.

Она выезжала уже четыре года, и была по-прежнему не замужем. Однако о ней говорил весь Лондон.