Жанэт Квин-Харкин - Пленённая мечтой

— Ну, а теперь насладимся ужином, согласны? — попыталась успокоить мужчин леди Каллендар.

— Не пойму, как Фредди сможет прожить в такой глуши… А ты, Мерджери? — хихикая спросила Пенелопа.

— О, я не знаю, — отозвалась Мерджери. — Он, вероятно, устроит так, что первым делом туда доставят все, что ему привычно, и у него будет ведро со льдом и сухим мартини, а также лакей, чтобы гладить его костюмы. И он будет счастлив, как ребенок в песочнице.

Последовал всеобщий смех, и атмосфера разрядилась. Грейс занялась сыром и бисквитами, пытаясь представить себе будущее без такого смеха, легкомысленного Фредди или сильного и дерзкого Брюса. Они будут заниматься в Австралии новыми, захватывающими делами, а где будет она? Ее мысли быстро вернулись к одинокой тишине их прихода. А она знала, что уже никогда не сможет жить такой жизнью.

На следующий день, когда все завтракали, Пенни выглядела озадаченной:

— Послушайте, колокола звонят, — проговорила она. — Что это — обычное воскресенье или церковный праздник?

Леди Каллендар встала:

— Ой, милая, надеюсь, это не воздушная тревога? — спросила она. — Они не звонят в колокола при налетах, Джозеф?

— Чепуха, дорогая, — заявил лорд Каллендар. — Мы погнали гансов назад в Германию, как это они могут внезапно повернуть и вторгнуться к нам? Вероятно, какое-нибудь дурацкое общество звонарей или еще что-нибудь… Я пошлю Хокинза выяснить.

Но прежде чем они смогли вызвать Хокинза, они увидели на подъездной дорожке отчаянно нажимающего на педали велосипедиста.

— Это констебль Олленби! — вскрикнула Пенни. — Может быть, произошло страшное убийство и ты, папочка, нужен как судья.

— По случаю убийства в церковные колокола не звонят, — заметил Фредди.

Когда Хокинз открывал дверь сельскому полицейскому, все затаили дыхание.

— Война окончена! — услышали они. — Я пришел сообщить эту добрую весть. Немцы капитулировали, все кончено!

Все в комнате посмотрели друг на друга с недоверчивой радостью, а молодые начали прыгать и танцевать вокруг стола. Грейс обняла Фредди и Пенни и сама оказалась в объятиях… Брюса.

Мгновение он крепко сжимал ее.

— Не сердишься, Грейс? — спросил он.

У нее был комок в горле. «Не уходи, — хотелось ей сказать ему. — Не оставляй меня здесь, возьми меня с собой». Она сглотнула и весело улыбнулась:

— Не сержусь.

Грейс вернулась в «Святую Катерину», но никаких новых раненых здесь уже не принимали, палаты постепенно опустели, и сама Грейс была отпущена еще до Рождества. Когда она уезжала, к ней подошла сестра Фортитьюд.

— Если ты получишь соответствующую подготовку в одном из больших лондонских госпиталей, мы можем взять тебя как медсестру, — сказала она. Это был своего рода единственный комплимент, который сестра Ф. когда-либо делала, и хотя Грейс понимала, что такая работа — не по ней, она была польщена.

Отец встретил ее на челтенхэмском вокзале. Он выглядел постаревшим и похудевшим, этаким хилым вытянутым старичком-папашкой. Одежда на нем болталась, словно была на несколько номеров больше, волосы болезненно поредели, но глаза при виде ее загорелись.

— Ой, да ты просто расцвела и превратилась в милую молодую женщину, — проговорил он и поспешил ей навстречу. — Подойди и обними своего старенького отца.

— Я так рада снова тебя видеть, папочка, — отозвалась Грейс.

Он взял ее чемодан и направился к выходу, непрестанно разговаривая.

— Мать будет так рада тебя видеть. Она не смогла прийти со мной, хотела приготовить ради встречи что-нибудь особенное. Она уверена, что ты до смерти истощена на этой ужасной больничной пище, о которой ты писала, но я вижу, что она не принесла тебе особого вреда. Мама считала деньки до твоего возвращения. Конечно, ей без тебя было очень одиноко, я ведь постоянно занят переводами. Я не говорил тебе, что перевожу псалмы с ивритского оригинала? Восхитительно, совершенно восхитительно, но отнимает у меня массу времени. Твоя мать — это столп, истинная соль земли. Она взяла на свои плечи все повседневные заботы прихода, так что я целиком могу сосредоточиться на переводах. Она совершенно извелась, но ты ведь ее знаешь. Ты будешь для нее большим утешением. У нас будет такое веселое Рождество, правда?

Грейс нежно глянула на отца, с радостью отмечая проблески того несколько рассеянного папочки своего детства, а не молчаливого, замкнутого человека, которым он стал после смерти Гарри. У вокзала была припаркована старенькая, разбитая машина.

— Продвигаемся в мире, Грейс, — проговорил отец, открывая багажник для ее чемодана. — Для нынешних священников нет больше велосипедов. Помнишь нашу милую старую мисс Хампри? Она оставила мне эту машину в своем завещании. Должен сознаться, что я до сих пор не совсем овладел этим механизмом. Мать, конечно же, овладела им в совершенстве. Правит, как старый профессионал, и критикует меня, когда у твоего папы случается что-то не так. — Он улыбнулся Грейс, и она ответила ему тем же.

— Как славно, что ты снова здесь, — в который уже раз повторил он.

Они покинули элегантный городок Челтенхэм с его широкими эспланадами и георгианскими зданиями и поехали по узким проселочным дорогам. Когда машина проезжала совсем близко от пасущихся овец, они с блеянием разбегались. В лощинах ютились желтые каменные деревеньки. Солнце заходило, и небо казалось располосованным кровью. Над дымоходами коттеджей начали виться дымки. Машина миновала почту со складом. Ничего не изменилось с тех пор, как Грейс последний раз видела это место: ряд коттеджей у деревенских зеленей, прудик с белыми утками и вязы перед квадратной башней серенькой церкви.

— Ну вот, наконец мы и дома, — проговорил отец, свернув на гравийную дорожку, ведущую к заросшему плющом каменному дому священника.

Когда они шагнули внутрь, дом показался сырым и холодным.

— Ну, мать, вот и дочь наша — жива и здорова, — прогудел отец.

Мать вышла с кухни с пятном муки на носу. Она тоже, казалось, усохла, и Грейс удивлялась, как это она когда-то подчинялась ей.

— Привет, ма, — проговорила она, делая неуверенный шаг к матери.

Глаза миссис Притчард перебегали с мужа на дочь и обратно.

— Хорошо ли доехали? — спросила она. — Я думаю, что тебе надо пообедать… — и, не дожидаясь ответа, продолжала говорить без умолку. — Эти поезда теперь ходят постоянно, как мне говорили, хотя я ими уже не пользовалась больше года… Какой смысл ездить в Лондон, если предполагается, что все мы должны экономить… Раздевайтесь и проходите… Осталось только сделать подливку… И мне удалось приготовить твое любимое блюдо, хотя при всех нынешних нехватках продуктов сейчас трудно придумать что-нибудь приличное…