Эмма Уайлдс - Грешная тайна

Лоренс наконец-то отступил от двери и, изобразив удивление, спросил:

— Выходит, хотите?.. Что ж, леди Тейлор, уж если вы зашли так далеко, то, может быть, вы сможете еще что-нибудь мне сказать?

Он хотел от нее большего. И если быть честной, то следовало признать, что он это заслуживал. Но честность не каждый может себе позволить.

С чарующей улыбкой, покачивая бедрами, Антония вошла в комнату. Она никогда еще сюда не заходила, так как Лоренс всегда сам приходил к ней. Сейчас, к своему величайшему удивлению, Антония увидела в рамах на стене целую коллекцию морских карт. Кроме того, на каминной полке стояла миниатюра корабля, а на столе из какого-то темного экзотического дерева лежал потускневший компас в стеклянном футляре.

Антония с любопытством осматривалась. «Как же мало я о нем знаю, — думала она. — Не знаю даже его полного имени».

— Ты был моряком? — спросила она, приблизившись к карте южных морей, испещренной островами и схемами торговых путей.

— Можно сказать и так, — ответил Лорене.

— Выходит, ты был капитаном корабля, — пробормотала Антония. — Да-да, именно капитаном, верно?

Он пожал плечами:

— Это было в другой жизни.

Какой странный ответ… Ведь ему едва ли больше тридцати.

Антония подошла к другой карте. Это была карта Америки со стрелками вдоль обширного побережья, обозначавшими направление течений.

— Ты скучаешь по морю?

— Да, — ответил он без малейшего промедления. — Соленая вода у меня в крови.

Антония пристально взглянула на него:

— А что же произошло?

— Я уверен, вы пришли сюда не для того, чтобы расспрашивать о моем прошлом. — Он скрестил руки на мускулистой груди. — Но то, что вы пришли… говорит о многом.

И тут Антония с удивлением осознала: она настолько была одержима собственным прошлым, что совершенно не интересовалась прошлым Лоренса. Что ж, возможно, это все из-за войны…: И на войне к тому же между людьми иногда складываются очень странные отношения — как, например, у нее и лорда Лонгхейвена. Хотя оба происходили из знатных старинных родов, они были совершенно разными людьми. Она — жаркое испанское солнце, Майкл — холодная английская зима.

Ну, возможно, не такая уж холодная… Впрочем, теперь это уже не имело значения. А вот Лоренс… Что же он за человек?

А он вдруг усмехнулся и проговорил:

— Миледи, у вас сейчас на лице какое-то странное выражение… Но надеюсь, что я все-таки в относительной безопасности, поскольку совершенно точно могу сказать, что вы не вооружены. Между прочим, у вас в этот вечер замечательный наряд. Правда, не знаю, как он называется… Вообще-то похоже на халат, но он ведь ничего не прикрывает, насколько я могу судить.

Он снова окинул ее взглядом, и Антония почувствовала, что соски ее начали твердеть, а между ног заструилось тепло.

— Я рада, что тебе нравится, — ответила она. — Может, хочешь снять его?

— Только после того как вы скажете, зачем пришли, любовь моя.

Черт возьми, но ведь она уже сказала! Что же еще он хочет услышать?!

— Какого ответа ты ждешь, Лоренс? Чего ты хочешь?

Он пожал плечами:

— Еще кое-чего, кроме того, что вы предлагаете. Ваше тело восхитительно, миледи, но у меня достаточно самонадеянности, чтобы просить какую-то долю ваших чувств. Если все, что вам нужно, это постель, то я уверен: тут выстроилась бы очередь мужчин, жаждущих переспать со страстной леди Тейлор. Пожалуйста, объясните, почему вы хотите переспать именно со мной.

Антония смутилась. Она уже подумывала, не уйти ли.

— Перестань допрашивать меня, — пробормотала она.

— Престаньте быть такой упрямой. — Он наконец-то приблизился к ней. — Вы ведь знаете, что можете доверять мне. Скажите об этом.

Она покачала головой:

— Нет, я никому не доверяю.

— Даже Лонгхейвену?

Антония медлила с ответом, наконец проговорила:

— Я доверяю его опыту и интуиции, а также чувству чести, смелости и уму.

— Да, этот человек — ваш идеал, я знаю. Но во всем ли вы доверяете ему? Может, в чем-то не доверяете?

Она снова помолчала, потом вдруг заявила:

— Он женился на другой, хотя не любил ее. Женившись на ней, он предал меня.

— Вас он тоже не любил. — Лоренс протянул руку и, приподняв ее подбородок, заглянул в глаза. — Ну же, Антония… Мы ведь уже говорили об этом. Его женитьбу нельзя назвать предательством. Нечего было предавать.

— Но он был моим любовником.

— Уже давно не был. Приведите довод получше.

Лоренс провел пальцем по ее губам.

— Дело вовсе не в нем. — Антония вздохнула. — Дело в нас с тобой.

— Наконец-то мы приходим к чему-то. Продолжайте.

— Но я… я не верю в любовь.

— И тем не менее считаете, что любите Лонгхейвена? Поэтому я сказал бы иначе: вы не верите, что любовь — это разумно. Я прав?

Прав ли он? Она не знала. Сейчас она могла думать только о том, что он совсем близко. И о том, что ей ужасно хотелось прижаться к нему покрепче, хотелось оказаться в его объятиях.

Судорожно сглотнув, она прошептала:

— Люби меня, Лоренс. Я хочу, чтобы ты любил меня.

— Именно это я и хотел услышать, — ответил он, опуская голову.

В следующее мгновение его губы прижались к ее губам, и она, прильнув к нему, наслаждалась его поцелуем и теплом мускулистого тела. Когда же он сорвал с нее кружевной халат, тонкая ткань порвалась, но она даже не заметила этого. А Лоренс, подхватив ее на руки, тотчас же бросил ее на постель. Затем стащил с себя бриджи. И почти в тот же миг они слились воедино, и Антония громко выкрикнула его имя, когда он вошел в нее. Она со стонами раз за разом устремлялась ему навстречу, и ногти ее так впивались ему в плечи, что на его могучих плечах то и дело выступали капельки крови.

Наконец он вошел в нее последний раз, изливая горячий поток семени, и оба, содрогнувшись, громко застонали, а потом затихли, тяжело дыша.

Через некоторое время, немного отдышавшись, Антония проворковала:

— Вот за этим я и пришла.

Лоренс поднял голову, посмотрел ей в глаза, и на губах его появилась улыбка.

— Только давайте, помнить, моя дорогая, что правила игры изменились, хорошо?

— Как это?.. — Она провела пальцем по его груди. — Почему?

Он перехватил ее руку и поднес к губам.

— Потому что вы наконец-то сказали, чего хотите.

«Возможно, я просто теряю навыки», — подумал маркиз. Позавчера ему не терпелось вернуться к Джулианне, и он в тот день не заметил человека, следившего за ним. Небрежность, конечно. А это недопустимо для шпиона.

Впрочем, он уже не ощущал себя таковым, а чувствовал совсем другое, что-то очень странное… Ему казалось, что он вышел на свет после долгого пребывания во тьме. И теперь он ощущал тепло вместо тьмы и видел свет вместо мрака… И он не возражал, — напротив, был рад этим переменам.