Элинор Смит - Неблагоразумная леди

— Лоуренс может его украсть, — напомнил Даммлер, приподнимая бровь и улыбаясь с заговорщицким видом.

— И присвоить. Точно. Он на все горазд. Лоуренс стал делать блики на носах, как только такой мазок изобрел дядюшка Кларенс.

— Несчастный плагиатор! За ним нужен глаз да глаз, а то, чего доброго, начнет писать свои модели в три четверти и со сложенными на груди руками. Я в восторге от ваших книг. Вы настоящий мастер слова.

Пруденс вспыхнула от удовольствия, но возразила:

— Простите, это вас считают истинным художником.

— Пустое. Уж вы-то мне этого не говорите, мисс Маллоу. Вы же сами считаете мою поэзию трескотней.

— Что вы говорите! Ваши «Письма» прекрасны. Я без ума от них.

— Я слышал другое, — проговорил он, погрозив ей пальцем. — Теперь вы знаменитость, так что следите за тем, что говорите. Всюду есть уши и длинные языки. Так мне, например, известно, что мисс Верней дулась на ваши выходки, а лорду Даммлеру досталось на орехи. Впрочем, поделом, надо сказать. Многие ваши замечания были по существу.

— Но я не хотела…

— Отправлять вашу героиню в космос, потому что я сделал сценой для своих историй весь мир? Не оправдывайтесь. У Хетти, конечно, язык без костей, но она никогда не лжет.

— Я… я это так… развлекалась.

— Теперь-то, познакомившись с вами, я и сам знаю. Я хочу сказать, узнав вас немного. — Ему хотелось бы узнать ее лучше. Она так отличалась от всех, кого он видел по возвращении в Англию. — Расскажите мне о «Кошке в саду». Кто она?

— Она, как вы, наверное, уже сами догадываетесь, проникнув в мою кухню, — мужчина, старый мистер Паркер, всюду сующий свой нос. Он был нашим соседом в Кенте. Уже немолодой холостяк — удивительно, что такие типы почему-то не имеют репутации злобных зануд, какими принято считать нас, старых дев, а на самом деле они ничем не лучше. Он всегда подсматривал из-за живой изгороди, когда ко мне кто-нибудь приходил.

— Так вы Эмилия? Вот уж не догадался бы.

Эмилия была очаровательной девушкой, которую Пруденс наделила многими своими чертами.

— Нет, я придумала ее, — ответила она, вспомнив, что Эмилию изобразила красавицей. — Я как бы увидела ее образ глазами завистливого холостяка и составила его из искаженных впечатлений Паркера.

— Мне бы в жизни не сделать ничего подобного.

— Но вы же придумали добрую половину своих приключений, разве не так? Большая часть из них не могла происходить в реальности.

— Они случались если не со мной, так с другими. Действительно, кое-что я слышал из чужих уст и использовал, но чтобы полностью придумать… у меня на это фантазии не хватило бы.

Пруденс посмотрела на него с недоверием:

— Судя по вашим поэтическим рассказам, у вас проблем с воображением нет.

— За Марвелмена я держусь только из-за имени. Он вовсе не я. Все эти песни были написаны исключительно тогда, когда хотелось скоротать скучные вечера. Если уж на то пошло, скучно может быть как от одиночества, так и среди черни.

Они въехали в парк, и один вид кареты лорда Даммлера произвел сенсацию. Его сразу узнали, и каждый второй экипаж останавливался, чтобы поприветствовать поэта. По тому, как Даммлер улыбался и отвечал на приветствия, трудно было предположить, что ему скучно. Пруденс совершенно не было скучно. В жизни у нее не было такого счастливого дня. Даммлер представлял ее некоторым светским знаменитостям, но чаще просто обменивался с приветствовавшими его парой слов, и они ехали дальше.

Возбуждение спало, когда они выехали на дорогу в Челси, и разговор возобновился.

Они долго катались, беседуя о творчестве, о путешествиях Даммлера, но очень мало о Пруденс. Когда они вернулись, прощаясь, он сказал:

— Надеюсь, в следующий раз будем говорить о вас, мисс Маллоу. Я все время только и говорил о себе, а это не лучший способ узнать что-нибудь о вас. До завтра?

Пруденс кивнула и вошла в дом. Она шла как в бреду, находясь где-то между небом и землей, однако дядюшка быстро вернул ее на землю, спросив о новом кавалере.

— Я сразу понял, что он неравнодушен к тебе. Это было видно по глазам — то бишь по глазу. Не забыть не рисовать эту его повязку. Всем парень хорош, если бы не эта черная повязка. И что он рассказывал о себе?

— Он высоко оценил твое творчество, дядя.

— Ты это правда? Хотя странно было бы, если бы он ничего не сказал об этом, при дворе все обо мне перешептываются. Сэр Алфред непременно рассказывал там о моих символах. А он при дворе бывает. Стало быть, он хочет взглянуть на мои работы? Я не имею ничего против, если он заглянет в мою мастерскую, ведь он, по существу, член нашей семьи. Так когда он будет у нас?

— Думаю, скоро, — благоразумно ответила Пруденс.

— Если он объявится, когда я буду работать в мастерской, не бойся послать за мной. Я же сейчас пишу этих близнецов. Могу на минутку прервать сеанс. А то и сама приведи его. Пусть посмотрит, как позируют. — И это он сказал о человеке, портреты которого писали величайшие живописцы Европы и который знал о позе Моны Лизы не хуже его.

Пруденс прикусила губу. Перлы дядюшки Кларенса, которые она давно уже с трудом переносила, вдруг снова показались ей забавными, потому что сейчас она посмотрела на них глазами Даммлера.

— Не следует относиться к визитам лорда Даммлера столь серьезно, — вставила миссис Маллоу. — Это всего лишь дань вежливости; ведь они оба пишущие люди.

— Что ты мне говоришь! Он по уши влюблен в нее. Я уже говорил об этом миссис Херинг. Она позеленела от зависти. Кстати, миссис Херинг хочет, чтоб вы с ним как-нибудь заглянули к ней, Пру, когда вам нечего будет делать.

— Что вы говорите, дядюшка! Что, если бы он услышал? Я бы со стыда сквозь землю провалилась.

— Уж очень ты скромная, моя дорогая. Такому человеку, как Даммлер, нужны какие-то авансы. А то он может и на попятную пойти…

Дядюшке Кларенсу все было яснее ясного. А что он вбивал себе в голову, нельзя было выбить из него никоим образом.

На следующий день Даммлер, как и обещал, явился к Пруденс, которая уже ждала его с мантильей в руках, чтобы сразу уехать, не подвергая его двусмысленным шуткам дядюшки. Они не поехали в парк, а направились в сторону Харроу. На этот раз Даммлер хотел как можно больше узнать о мисс Маллоу, но сама Пруденс считала, что ее однообразная жизнь не представляет интереса. Когда он носился по всем океанам под парусами, она сидела на заднем дворике с книжкой или работала в кабинете. Его рассказы о встречах с королями, вождями и императорами были неизмеримо интереснее ее визитов к больным подругам с миской крепкого бульона или шитья нижних юбок, так что снова рассказывал он, а она слушала.

Это была их вторая совместная прогулка, но они как-то быстро подружились, и Пруденс даже отважилась на нескромный вопрос: