Конни Мейсон - Остров соблазна

— Уже нет. Он помогал нам в перерывах между пробежками к борту.

— Хорошо, — сказал капитан. — Определите его на камбуз в подручные коку и предупредите, чтобы не отрезал себе ничего важного. Еще какие-нибудь новости?

Новости были, но Хиггс решил, что они подождут, пока капитан не поправится.

— Нет, сэр.

— Можете идти, мистер Хиггс.

Закрывая за собой дверь капитанской каюты, Перегрин краем глаза заметил, как мисс Апшелл и Николас смотрят друг на друга. Хиггс почувствовал, что у него горят уши. В их взглядах была такая душевная обнаженность, что Перегрин смутился, как будто застал их справляющими нужду.

Всю долгую штормовую ночь Ник ощущал присутствие Евы рядом с собой, у штурвала. Когда он одну за другой грудью принимал огромные волны, Ева была с ним. Когда он изо всех сил старался держать нос корабля поперек волны, чтобы «Сьюзен Белл» не перекатилась животом вверх, лицо Евы мерцало перед ним, и это давало силы продолжать борьбу.

Теперь она была с ним во плоти. Она смотрела на него, и в ее покрасневших глазах читалось то, что было у нее на сердце.

Он должен отвести взгляд. Он чуть не убил ее своим упрямством. Он чуть не обрек их всех на гибель своим безрассудством и своеволием. Теперь он не достоин ею владеть.

Но, Господь свидетель, он возьмет ее.

— Ева…

— Тише, — сказала она, макая тряпку в таз и деловито возвращая ее на лоб Ника. — Вам нужен покой.

— Боже, у меня в голове гудит, как от ударов кузнечного молота!

— Ничего удивительного, — сказала Ева. — Вам сильно досталось.

Откуда-то с задворок сознания выплыли смутные воспоминания о том, как фок-мачта переломилась, будто лучинка. Огромный деревянный столб пролетел мимо него, как гигантское копье, просвистев за спиной такелажем. Ник пригнулся, но один из тяжелых шкивов слетел с оси и нанес ему скользящий удар.

Николас нащупал рукой основание черепа и обнаружил болезненную шишку. Как видно, удар был не таким уж скользящим. У него тогда искры посыпались из глаз, но каким-то чудом он сумел выпрямиться и продолжить борьбу с ветром и волнами. Потом, когда забрезжил рассвет и шторм стих, он позволил себе ослабеть. Тьма начала сгущаться перед его глазами, пока все окончательно не померкло. И никакие усилия воли не помогли ему удержать голову над этой черной водой.

— Вы очень вовремя проснулись, — хрипло проговорила Ева. — Мистер Хиггс приходил, чтобы сделать вам трепанацию черепа.

— Трепанацию? Не может быть! — Николас начал смеяться, но у него тут же закружилась голова. — Не знал, что Хиггс воображает себя хирургом.

— Он был в отчаянии, — сказала Ева. — Он думал, что это поможет.

— Но вы бы ему не позволили?

Ева подняла бровь, и капля прежней язвительности просочилась в ее голос.

— Я полагаю, сэр, что вам необходима каждая ложка того киселя, который хранится у вас в черепной коробке.

— О мадам! Ваша трепетная забота согревает мне сердце. — Ник похлопал себя по грудной клетке, но даже это незначительное движение не прошло ему даром — в голове зашумело.

— Хиггс боялся за вас, — со слезами на глазах сказала Ева. — Я боялась за вас. — У нее задрожал подбородок. Потом сморщилось лицо. Наконец она бросилась Нику на грудь и спрятала лицо у основания его шеи. — Злодей, злодей! Как ты мог совершить такую невероятную глупость?

Ева стукнула его по плечу, как раз в то место, где был большой кровоподтек. Николасу пришлось закусить губу, чтобы не застонать от боли. Хотя Ева безумно злилась на него, она все же была в его объятиях. Нику не хотелось ее вспугнуть.

— Хиггс пытался объяснить тебе, что гроза слишком близко, но разве ты его послушал?

Ник решил, что вопрос риторический, и прижал Еву к себе крепче, поглаживая ее по спине, как он надеялся, успокаивающими движениями. Ничего страшного, что его голова раскалывалась от пульсирующей боли.

— А потом привязал себя к штурвалу! Из всех дурацких…

— Кто-то должен был…

— Да, конечно, кто-то должен был это сделать, потому что тебе непременно нужно было гнуть свою линию. — Ева подняла голову и обхватила ладонями его лицо. — Ах, Николас, я с ума сходила от тревоги за тебя!

— Неужели?

Если бы он знал, что невероятно глупый поступок так на нее подействует, он бы совершил что-нибудь подобное гораздо раньше. И выбрал бы что-нибудь такое, что грозило бы гибелью кораблю и команде.

И ей.

— Я очень волновалась, — тихо сказала она и склонилась, чтобы поцеловать Ника. Ее мягкие, как масло, губы стали бальзамом для потрескавшихся от морской соли губ капитана. Прядь ее волос щекотала ему шею.

Нику хотелось ответить на поцелуй. Хотелось зажать в кулаке волосы Евы и притянуть ее голову ближе, чтобы, впиваясь в рот, опустошать завоеванную территорию, сколько душа пожелает, но когда он отдал приказание руке, та взбунтовалась. Внезапно выяснилось, что Нику не под силу ее поднять. Она безвольно упала на простыню.

Ник слишком ослабел, чтобы овладеть женщиной, которая уже запуталась в его сетях.

Похоже, Господь обладал извращенным чувством юмора.

Еву, как видно, не смущала его вялость. Она продолжала целовать его до тех пор, пока у него не закружилась голова. Потом она отстранилась и вгляделась в лицо Ника, с тревогой изучая каждую черточку.

— Ты ужасно выглядишь.

— У тебя под языком, наверное, спрятан мед. Твои речи такие сладкие!

Николас поднял бровь и поморщился. Каждое движение было мучительным. Даже кожа на голове болела.

— Нельзя, чтобы матросы видели тебя таким, — заявила Ева. — Первым делом нам нужно тебя побрить.

Ник с трудом выдавил слабую, болезненную улыбку.

— И я должен спокойно подставить горло под лезвие в твоей руке?

— У вас нет выбора, капитан.

Ему захотелось прикоснуться к Еве, и на этот раз рука выполнила его пожелание. Нику удалось схватить Еву за предплечье.

— Ева, задержись на минутку. Прошлой ночью я, кажется, просыпался раз или два.

В глазах Евы будто опустилась какая-то перегородка.

— Мне показалось, — медленно продолжил Ник, — что в моей постели кто-то был.

Благословенные моменты, когда он выныривал из беспамятства и обнаруживал, что к его груди прижимаются мягкие женские груди, а на его бедро небрежно заброшена стройная ножка, были сладкими, как райский нектар, но сокрушительная боль быстро затаскивала его обратно во тьму.

— Ты спала рядом со мной? — спросил он. Ева, поджав губы, кивнула.

— Я был прав. У меня все еще нет сил, — сказал капитан, — но я подумал, может быть, ты сделаешь это снова, раз я уже в сознании и могу этим насладиться?

Ева теребила юбку платья, пытаясь расправить складки. Она бы только помяла ее еще больше, если бы продолжила в том же духе.