Вирджиния Спайс - Заставь меня любить

Бал в ратуше по своей пышности и великолепию ничуть не уступал тому, что состоялся на прошлой неделе. Все офицеры американской армии в Балтиморе и все представители местного высшего общества собрались в этот вечер, чтобы как следует повеселиться, может быть, в последний раз перед выступлением армии. Дамы, независимо от возраста и семейного положения, блистали своими лучшими нарядами и драгоценностями, чувствуя, что им не скоро теперь придется их надеть. Но никто сегодня не мог соперничать по красоте, обаянию и изяществу наряда с обворожительной мисс Гамильтон. Ее единодушно признали царицей бала, и даже молодым соперницам пришлось прикусить свои язычки и оставить злословие на ее счет.

И действительно, Кассандра в этот вечер была хороша, как еще никогда в жизни. Трудно сказать, что больше привлекало к ней всеобщее внимание: прелестное ярко-малиновое платье с дорогой отделкой, изящная, хоть и простая, прическа в классическом стиле, роскошные драгоценности, равных которым не было ни у кого в зале, или же само ее оживленное лицо, на котором все время держалось какое-то особенно загадочное выражение. Даже сдержанная миссис Стивенсон не смогла остаться спокойной, когда племянница после долгих таинственных приготовлений вышла из туалетной комнаты и во всей красе предстала перед ее очами.

— Дорогая моя Кассандра, сердце и глаза говорят мне, что в твоей жизни произошло нечто очень важное, что ты скрыла от меня, — сказала она девушке с сильнейшим волнением и некоторой тревогой в голосе. — Откуда это великолепное платье и эти дивные украшения, стоящие целое состояние? И главное, откуда этот непередаваемый огонь в глазах и это трепетное волнение? Неужели ты скроешь свою тайну от меня, скроешь, после того как я столько дней была твоим преданным другом и покровительницей?

— О, милая моя тетушка Гортензия! — с чувством воскликнула Касси, обнимая миссис Стивенсон. — Я знаю, какое доброе у тебя сердце, и уверена, что ты простишь мне мою скрытность, когда я все тебе расскажу. Но прошу тебя: имей еще на несколько часов терпения, а потом ты все-все узнаешь и разделишь вместе со мной мое счастье!

— Ну, хорошо, хорошо, милая, я согласна подождать еще немного, — с вздохом уступили пожилая леди. — Но скажи мне только одно слово, утоли хоть немного мое любопытство, иначе я потеряю покой на весь вечер и не смогу радоваться: этот наряд и эти драгоценности ты получила в подарок от… от мистера подполковника…

— Мейсона! Ну, конечно же, от него! Господи, от кого же еще! Но прошу тебя: молчи, ни слова больше; я должна еще раз поговорить с ним сегодня, а тогда… тогда я поговорю и с тобой.

И они отправились на бал, упорно не раскрывая рта всю дорогу, несмотря на пристальные взгляды, которые поминутно бросал на них почтенный мистер Томас, и его многозначительные покачивания головой в те моменты, когда ему удавалось перехватить смущенный взгляд одной из дам. Но, будучи истинным джентльменом, а также человеком, хорошо знакомым с эксцентричным характером своей племянницы, он так и не задал ни одного вопроса, и, когда карета остановилась у освещенного подъезда, так же молча подал руку жене, а вслед за ней и Кассандре, произнеся при этом лишь глубокомысленное:

— М-м-м-да…

Когда Касси вошла в зал, Джеральда там не было, он, как обычно, находился с приятелями в курительной комнате. Но, едва заметив ее, Мейсон тотчас вернулся в зал, и Касси, не стесняясь взглядов окружающих, послала ему издалека открытую, приветливую улыбку. Подойдя к Лоре Шелтон и другим дамам и вступив с ними в оживленный разговор, она поминутно поворачивала голову в его сторону, делая это с такой невозмутимостью, что никто даже не решился осудить ее за это, по крайней мере, сейчас. Приятели Мейсона тоже не могли не заметить этого и весь вечер осыпали его всевозможными шутливыми поздравлениями, которые, ко всеобщему удивлению, нисколько его не раздражали.

«Черт меня побери, если эта неугомонная девчонка не замыслила сегодня что-нибудь особенное и не хочет устроить какую-нибудь скандальную выходку», — думал он, наблюдая за ней, и, несмотря на то, что брови его моментами были шутливо нахмурены, на сердце становилось с каждой минутой светлей.

Прибыл генерал Вашингтон в сопровождении своей немногочисленной свиты и господ из правительства. Музыканты расселись подле своих инструментов, ожидая сигнала к началу танцев. Генерал с приветливой улыбкой обвел взглядом собравшихся и лукаво сощурил глаза, встретив откровенный взгляд очаровательной мисс Гамильтон. Слегка рассмеявшись, он подошел к нимало не смутившейся от такого внимания девушке и, галантно поцеловав ей руку, попросил по старой традиции начать бал с тем кавалером, какого она сама захочет выбрать.

— Благодарю вас за великую честь, сэр, — бойко отвечала Касси, грациозно сделав положенный реверанс. — И если вы позволите, — она выпрямилась и на мгновение застыла в горделиво-непринужденной позе, — то пусть это будет, как и в прошлый раз, подполковник Мейсон!

Джеральд, улыбнувшись, отделился от группы своих приятелей и подошел к Кассандре.

— Я вижу, мой друг, дела ваши сильно продвинулись за последние дни, — тихо сказал генерал, передавая ему руку мисс Гамильтон и провожая прекрасную пару доброжелательной отеческой улыбкой.

В следующее мгновение с хоров зазвучала музыка, и Касси с Джеральдом открыли великолепный бал. Во время первого танца им почти не пришлось поговорить друг с другом, потому что задача у них была слишком ответственной и потому что восторженные чувства слишком сильно переполняли их, чтобы нашлось место словам. Тем не менее, они условились о том, на какие танцы Джеральд может рассчитывать, и поведали, как сильно соскучились друг без друга.

— Тридцать часов без тебя, целых тридцать долгих часов разлуки! — приглушенно воскликнула Касси, когда он отводил ее к миссис Стивенсон после танца. — Ведь это теперь слишком много для меня. О, тебе придется вознаградить меня за каждый из этих мучительных часов, и как можно скорее.

— Может быть, даже сразу после бала! — закончила она, многообещающим шепотом, крепко пожав руку Джеральда.

Перед мазуркой и во время танца они, наконец, смогли немного поболтать. Касси сочла нужным еще раз поблагодарить Джеральда за подарок, а потом задумчиво сказала:

— Я знаю, что все с восхищением и завистью смотрят на мои украшения и говорят, что они мне поразительно к лицу, но меня все же не оставляют мучительные сомнения. Может, мне все-таки не следовало принимать от тебя драгоценности, предназначавшиеся когда-то для твоей матери? Не станешь ли ты, потом жалеть о том, что сделал мне такой дорогой подарок, которого я пока, наверное, недостойна?