Марси Ротман - Плененное сердце

— Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! — кричала она ветру, обхватив руками свое тело и ребенка, который рос у нее внутри, постоянно напоминая обо всех тех ночах, когда она боролась с неистовым голодом, который лишь Нэвил знал как утолить.

Рука Нэвила скользнула вокруг талии Риты Фаберже, когда, не замечая холода, они вальсировали в промерзшей ночи. Их ласкал свет свечей, проникавший из бального зала, и музыка заливала заснеженную террасу загородного дома Барро.

То, что началось как послушное исполнение каприза Риты, вскоре переросло в нечто большее. Он привлек ее ближе, и она как кошка приникла к нему, изгибаясь всем телом.

— Нэвил…

— Не надо ничего портить, — хрипло прошептал он. Его лицо погрузилось в массу ее волос, и теплое дыхание щекотало ее нежную шею.

Они кружились как единое целое, дикая страсть и необузданное желание разгорались, как лесной пожар. Откинув голову назад, она посмотрела на него, и ей понравилось то, что она увидела. Ее осада закончилась победой, и ничто в подлунном мире не удержит Нэвила от того, чтобы сдаться на милость победителя.

Когда музыка кончилась, Рита взяла его за руку и повела вдоль террасы к дверям картинной галереи.

Андрэ Барро, заметив долгое их отсутствие, оставил своих гостей и вышел из бального зала как раз в тот момент, когда Рита открывала дверь. Отблеск света на оконном стекле привлек его внимание к галерее.

Свою сестру он мог читать как книгу. Это был не первый раз, когда она ставила силки на Браунинга. Ни один мужчина с ней не мог чувствовать себя в безопасности.

— Рита, — позвал Андрэ, ускорив шаг. «Сколько раз я должен спасать ее от нее же самой? У нее мораль кролика. Не то чтобы я был намного лучше, — размышлял он, — но на этот раз я не позволю ей разбить свое сердце. Этот человек тоскует о другой».

— Моя дорогая, ты пренебрегаешь своими обязанностями, — произнес он сладким голосом, подойдя к ним.

Рита была готова задушить его. Она знала, что пытается сделать Андрэ. Он становился несносным, постоянно вмешиваясь в ее любовные баталии. Нэвил отличался от большинства мужчин, которых она домогалась. Он — ее, он стал ее с того самого момента, когда она еще девочкой впервые увидела его в Англии.

Нэвил наблюдал за поединком брата и сестры. Он впервые видел их такими, однако вмешиваться не стал. Они всегда сражались как тигры, и всегда это быстро кончалось. Но ему совсем не нравилось быть причиной этой последней битвы.

Уложить в постель Риту, такую желанную, как сейчас, было восхитительно. Ему, конечно, совершенно необходимо изгнать Колби из своей души, но использовать для этих целей Риту или какую-либо другую женщину, притом так небрежно и с сомнительными шансами на успех, просто нечестно.

Теперь, когда возбуждение оставило его тело, он был рад, что друг удержал его от самой большой ошибки в жизни. Ни одна женщина не в состоянии удовлетворить его потребность в Колби, которая, казалось, все больше возрастала с каждым часом. Как вообще он мог позволить женщине превратить его в посмешище в своих собственных глазах. Как ни старался он убедить себя в обратном, все было бесполезно, и он страдал, как желторотый юнец. Любовь без взаимности. Какая злая шутка! Он уже давно должен был посмотреть правде в глаза. И нечего было зарывать голову в песок. Такие вещи случались с дураками, с людьми, которых он всегда жалел, и — нате, пожалуйста — он сам, помешанный, лучший представитель этой породы… к тому же не в первый раз.

— Нэвил, скажи Андрэ, чтобы он ушел, — Рита дернула его за рукав.

Он так погрузился в свои собственные переживания, что не заметил, что брат и сестра ждут его ответа.

— Давай вернемся к гостям, дорогая, — сказал Нэвил.

Рита повернулась к нему.

— Неудивительно, что твоя жена сбежала, — презрительно бросила она и бегом направилась в бальный зал.

На окраине Моуртона наемная карета, летевшая с бешеной скоростью, неожиданно круто повернула.

— Что теперь, ради всего святого; — крикнула Колби. Нетерпеливое желание оказаться дома делало ее сварливой. Однако прежде, чем она добилась от кучера ответа, ее ушей коснулся звук, более прекрасный, чем музыка: их путь преградило стадо блеющих овец, которых гнали на рынок. Кучер и пастух обменялись такими колоритными и самобытными ругательствами, каких Колби не слышала за все годы, проведенные ею среди солдат, после чего карета шагом двинулась дальше.

— Хорошо быть дома, миледи, правда? — сказала Айлин, наполовину высунувшись из окна. Англичанка до мозга костей, она обнаружила, что заграничные путешествия не в ее вкусе. Чистый деревенский воздух, вот что нужно им обеим, чтобы снять с себя напряжение и грязь путешествия.

Колби отбросила плед, которым, по настоянию Айлин, были укутаны ее плечи. Уловив радость девушки, она тоже высунулась из окна, пытаясь разглядеть вдали город. К черту приличия! Она богаче, чем когда-либо осмеливалась даже мечтать, и может позволить себе еще более вызывающее поведение, чем прежде. Горожане Моуртона именно этого от меня и ждут, весело подумала она.

Эксцентричность почиталась добрыми британцами за милое качество, и, имея необходимые средства на потворство своим прихотям, она могла начать наслаждаться прямо с этого момента. В пределах разумного, конечно. Ей предстояла обширная работа, направленная на укрепление ее социального статуса. Прежде всего ей предстоит добиться, чтобы Марк и Мэтью были немедленно введены в благородное общество. Им необходимо общение с мальчиками их возраста. Они так долго жили в изоляции из-за дурной репутации своих дядей, что теперь многое нужно наверстать.

Оба замечательные мальчики, обаятельные и симпатичные. У них безупречные манеры — она сама следила за этим. Чего им больше всего не хватало, так это хороших репетиторов, чтобы восполнить пробелы в образовании. Только Итон, Оксфорд или Кембридж годились для них. Отец был бы доволен. Он оставил сыновей под ее опекой, и она намеревалась защищать их всегда.

Если у нее родится мальчик — а она надеялась, что именно так и будет, — ей не придется приспосабливаться и бороться, работая с утра до ночи. У ее сына будет все, что сулит имя и родословная Браунингов.

Она довольно улыбнулась и сложила руки на животе. «Твое появление, — обратилась Колби к своему животу, — видимо, результат моего отчаяния и горя твоего отца. Но ты получишь всю любовь, какую я в состоянии дать». Она откинулась на спинку сиденья, удовлетворенная, как никогда. «Если бы только я смогла загнать твоего отца в какой-нибудь дальний уголок памяти, откуда бы он не смог приходить даже в мои сны». Это будет самой трудной задачей, но она изгонит Нэвила Браунинга из своего сердца.