Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела

Однако мама все равно иногда называла меня Иваном. Отец меня очень любил, так что души во мне чаял, постоянно баловал и дарил игрушки. В семье говорили половина на-немецком, половина на-польском, так что я схватывал сразу два языка.

До поры, до времени было все хорошо, но когда мне было четыре года, почти исполнилось пять лет, отца убили. Случилось это весной. Мама ждала его вечером, а он не вернулся, у него должна была быть какая-то встреча с деловыми партнерами. Спустя три дня, моя мама заявила в полицию. Вечером, в нашу дверь постучали.

- Фрау Мария?

- Да.

- Мы по поводу вашего мужа, он пропал неделю назад. Нашли его тело, вы должны поехать на опознание.

Мама упала в обморок у меня на глазах, едва привели ее в чувство. Оставив меня на попечение сердобольной соседки, ее сопроводили в полицейский участок. Я тогда еще не мог осознать в полной мере того, что случилось, долго спрашивал маму где папа, а она плакала, обнимала меня и говорила что больше он не придет. Тело отца нашли за городом, у водоема, с ножевым ранением в сердце. Возбудили криминальное дело, но убийц так и не нашли.

Вскоре к нам часто стал заходить один полицейский, которого звали Рихард. Он настойчиво ухаживал за мамой, дарил ей цветы, и вскоре она сдалась. Мне было непривычно видеть у нас дома, чужого мужчину, у меня к нему вспыхнула какая-то ненависть, и я категорически отказывался его принимать. Иногда я подбегал к нему и начинал колотить его кулаками с криками: « Отстань! Не трогай ее! Она моя мама!», на что он отмахивался от меня как от назойливой мухи, давал мне шлепков, запирал меня в комнате или ставил просто-напросто в угол. Мама пыталась меня защитить, но это ей не всегда удавалось.

- Не бей меня! Ты не мой папа! Ты чужой дядя, плохой!

Наконец его терпение окончательно лопнуло.

- Чтобы завтра его здесь не было! Увози его куда хочешь! Никакой жизни с ним нет!

-Рихард не надо, не злись. Это же ребенок! Он не все еще понимает!

-Ребенок? Ему почти уже шесть лет! Достаточно большой, чтобы все понимать. Увози его к своей матери, пусть с ним нянчится, а мне надоело.

Я не знал, что мама уже была беременна вторым ребенком, и у нее должна была появиться девочка, моя сестренка. Чтобы не доставлять им лишних хлопот меня решили отправить на время к бабушке, в Польшу.

Бабушка с дедом жили в маленьком польском городке, недалеко от границы с Германией, туда меня и привезли. Встретив нас, бабушка очень обрадовалась, она давно не видала внука.

- Мария, доченька! Никак не ждала.

- Мама! Вот внука тебе привезла, Ганса.

Бабушка всплеснула руками.

- Большой какой стал!

- Сынок, ну чего стоишь, это бабушка твоя! Скажи: «ба-буш-ка», обними ее скорей!

- Пойдем внучек, пойдем, я тебя вкусненьким угощу, – проводила нас в дом.

- Ну как вы живете? Отец где? – спросила Мария.

- Вчера в Краков уехал, завтра вернется. А ты то как?

- Ничего, живем потихоньку. Пока Ганса у тебя оставить хочу. Не принимает его Рихард, может еще не привык к нему. Чужой он ему все же, да еще не послушный.

- Как же так? Если он тебя обижает, бросила бы ты его!

- Да нет, не обижает он меня сильно, все ладно у нас пока. Не могу я его бросить, беременна я.

- Что ты доченька! Что ж молчала то? - всплеснула руками бабка.

- До свиданья сынок. Слушайся бабушку.

- Мария, дочка, как же я буду с ним? Я же немецкого совсем не знаю! – сокрушалась бабушка Анна.

- Ничего, он немного понимает по-русски и по-польски. Я думаю, ты скоро его научишь. Мама смотри за ним, я еще обязательно приеду.

- Пойдем внучек...

- Мама! Мама! Я к маме хочу!

Бабушка взяла меня за руку и отвела меня в дом.

- Ганс, внучек, иди ко мне! Иди ко мне родной.- Потом повторила на немецком.

Она пыталась меня утешить, а я даже не все понимал, что она говорит.

- Что же это такое? Ты даже русского языка не знаешь, как же я с тобой разговаривать буду? И имя у тебя такое, Ганс. Толи дело Иван.

- Я есть хочу.- Сказал я ей на-немецком,

- Что? Не понимаю, чего же ты хочешь!

- Кушать хочу! – Сказал я коряво на-польском, взял хлеб со стола.

- Хлеба тебе надо? Ганс, это хлеб! Скажи "хлеб".

- Хлеб.

- Молодец! Гут! Хорошо!

- Мильх!

- Это мо-ло-ко, - пояснила бабушка.

- Молоко, - повторил я за бабкой.

- Скажи, « хочу молока!»

- Молока!

- Скажи «дай».

- Дай!!!

- А пожалуйста? Проше?

Поначалу я все путал, так что получался сплошной винегрет, строя фразу одновременно на двух языках. В предложение одновременно вставлялось немецкое, польское или русское слово. Получалось смешно, зато бабушка меня понимала. Польский немного я знал, с ним было проще. У меня была отличная память, которая схватывала все налету. Вскоре я стал понимать и русский язык, а через год уже хорошо говорил по-польски и по-русски, при этом даже забывая немецкие слова.

Часто я плохо засыпал, а бабушка рассказывала мне сказки и пела русские песни, которые знала.

-Ганс, спать пора!- пыталась она меня уложить.

- Не хочу! - это выражение я выучил слишком хорошо и слишком быстро.

- Поздно уже. Вот подожди дед завтра приедет, все ему расскажу!

- Ну бабушка!!! Я еще молоко не пил.

- Тогда пей молоко и ложись спать.

- А ты колыбельную мне споешь?

- Вот ведь упрямый какой!

- Я маму хочу.

- Мама обязательно приедет. Спи!

- Спой мне песню, которую ты мне пела.

- Ты же по-русски не все понимаешь.

- Понимаю!

- Ну будет тебе, только спи…

- А тетя Таня, приедет когда-нибудь?

- Не знаю, спи…

Тетю Таню я видел только на фотографии, она была не похожа на мою маму. Мама была темноволосая, похожая на деда, а тетя Таня была светлая, вернее с русыми волосами, похожая на бабушку. Я был похож на маму, овалом лица, глазами, только волосы были русыми, губы и нос мне достались от папы.

Деда я тоже очень любил, он часто ездил в Краков и привозил мне оттуда подарки, всякие сладости и игрушки. Поэтому когда он приезжал, я выбегал и с визгом кидался ему на шею. Дед мой не любил большевиков, и часто выражал недовольство по этому поводу, особенно когда бабушка затрагивала эту тему, вспоминала о дочери.

- Знать ничего о ней не хочу! Осталась там, пусть живет со своим большевиком, коммунистом. Они меня разорили! Отняли последнее, что у нас было. Из-за них мы уехали из России.

- Ян, она наша дочь, пора бы ее простить. Внук же у нас растет!

- Вот он мой внук, иди-ка ко мне Иванко! Или як там тебя, Ганс. Кто як хотит, як величает! Неслушный.

Ребенком я рос действительно непослушным, ни минуты на месте не мог посидеть.

- Ваня! – кричала на меня бабка. - Сядь, посиди хоть минуту, угомонись!

Я кривлялся во всю, корчил рожи, как обезьяна.

- Я не Ваня, я Ганс! Почему ты так меня называешь?