Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела

На третьем курсе, я уже работал в немецкой газете, самостоятельно брал интервью, искал темы для публикаций, писал статьи, занимался переводами, зарабатывал до четырехсот марок. Почти все свои деньги тратил на дочку, покупал ей одежду, игрушки, да и самому оставалось немного, чтобы одеться, купить ботинки.

К тому времени окончательно восстановилась нацистская диктатура, перекрыли свободу слова, установили жесткую цензуру, журналистам затыкали рты. Какого же было работать, начинающему журналисту в таких условиях? Я наблюдал за всем что происходит, видел все изъяны, все недостатки, понимал, к чему катится мир, но не мог этого остановить, я даже написать об этом не мог. Боже упаси, критиковать национал-социалистическую партию! Оставалось только театральная критика. Светская хроника, сплетни, и прочая чепуха. Пронырливый, шустрый и наглый, как подобает представителю прессы, я везде успевал. Волка ноги кормят!

Однажды мне удалось взять интервью и автограф у самой Марлен Дитрих. С приятелем, мы пришли на один из ее концертов. Было много народу, все места были заняты, само собой разумеется, на почетных местах сидели представители верхушки, влиятельные и приближенные к фюреру члены нацистской партии.

Марлен была превосходна, блистательна! Я преклонялся перед ее талантом. После бурных оваций, аплодисментов, свистов, продолжительных криков «Браво!», я решил, что возьму у нее интервью, чего бы мне это не стоило, даже поспорил об этом с приятелем.

- Тебя не пустят в гримерку! Смотри сколько людей, там же охрана!

- Вот увидишь!

Сказав это, я нырнул в толпу народа, протиснулся к буфету и купил бутылку самого дорогого французского вина, предположив, что Марлен его обожает. У гримерки меня остановили, хороший мордоворот, в черном кожаном одеянии.

- Молодой человек! Стойте! Сюда нельзя!

На секунду я оторопел.

- Я из обслуживающего персонала, меня просили принести госпоже вина.

Охранник внимательно осмотрел бутылку, обыскал меня, пошныряв по карманам.

- Пройдите.

Меня пропустили в гримерку. Марлен сидела перед зеркалом, поправляла макияж. На ней была атласная, шелковая накидка, поверх концертного платья, с длинными рукавами, похожая на пеньюар, в волосах серебристая заколка, украшенная камнями, державшая ее белокурые пряди. Она обернулась.

- Кто вы?

- Простите, меня просили доставить вам бутылочку французского вина.

- Я не просила.

- Это подарок, от одного из ваших поклонников.

- Подарок? Хорошо, поставьте его на столик… Интересно от кого?

- Он не представился. У вас столько поклонников, что невозможно сосчитать! Должен признаться я в их числе. Если можно, разрешите взять у вас интервью, для немецкой газеты.

- Журналист?! Молодой человек, вы нахал! - возмутилась она, - Но учитывая вашу настойчивость… Хорошо...

Взять интервью у Марлен, оказалось большой удачей, потому что жила она в США, а вернулась в Европу, только в 1939, для съемок очередного фильма «Дестри снова верхом», где играла с Джеймсом Стюартом. Это была очень короткая и мимолётная поездка в Берлин. Марлен была антифашисткой, поэтому на Родине её считали предательницей. На предложение Геббельса вернуться в Германию в 1937 году, она ответила отказом. Не смотря на это, фашистская верхушка её обожала. Выступить и дать концерт её едва умолили! Так что даже представить нельзя как мне повезло. [1] Скорее встреча с Марлен произошла случайно, либо в 1938 году, либо в начале 1939 года, ещё до войны. В Берлине у Марлен оставались родственники (мама и сестра, позже они окажутся в концентрационном лагере). Она навещала их в 1934 году. Вполне возможно, что оказавшись в Европе она попыталась их навестить или навещала ??? Фильмы в 1937 году с её участием были запрещены. Возможно её уговорили дать единственный концерт и спеть несколько песен. Автор подлинно не может установить в Берлине произошла встреча или всё таки наш герой ездил в Париж?

Мы беседовали пятнадцать минут, на интересующие нас темы. Я принес материал в газету, отчего мой редактор был в восторге! В последствии мне хорошо за него заплатили.

- Ваши статьи, касающиеся театральной постановки, а также светских новостей и сплетен, заслуживает внимания. Должен сказать, что у вас не плохо получается, но последняя статья, где вы пишете о собрании национал-социалистической партии, и разгоне мирных демонстраций не пойдет! Я не могу ее опубликовать.

- Это почему? У нас демократическое государство, об этом надо говорить!

- Демократическое? Вы заблуждаетесь, давно уже нет! По всей Германии установлена гитлеровская диктатура. Вы не знаете, что действует жестокая цензура?

- Да, вы правы. Знаю, но об этом нельзя молчать! Я не могу спокойно смотреть, как обманывают немецкий народ! Зачем Германия напала на Польшу? А дальше? Уничтожают ценнейшие культурные ценности, сжигают литературу! Зарубежных и даже немецких классиков, Пушкина, Толстого, Гегеля и Гете!

- Вы смерти моей хотите? У меня жена и двое детей. Мою редакцию закроют, лишив меня последнего куска хлеба, вдобавок уничтожат меня и всю мою семью. Не ужели вы сами не боитесь? Вас же могут забрать в гестапо. Послушайте, вы очень смелый и умный молодой человек, но вы еще слишком молоды, неопытны и наивны.

Шел 41-й год… Наступила весна, конец апреля, я почти окончил учебу, впереди выпускные экзамены. На неделю я приехал домой, отдохнуть, за одно подготовиться.

- Мама! Мама!

- Сынок! – мама встретила меня с распростертыми объятиями, – Ты приехал надолго?

- На неделю. Осталось совсем чуть-чуть, только сессию сдать. Получу диплом журналиста, со знанием иностранных языков. Может работу, еще, где найду? В дипломаты подамся! Летом практика, нас отправить на стажировку в Советский Союз обещали.

- Это правда?! Молодец сынок! Сколько же ты у меня языков знаешь?

- Четыре! Польский, русский, английский, немецкий. Даже французский немного.

- Какой же ты у меня умный!

- Я даже кое-что заработал переводами.

- Ты устал с дороги, садись, поешь. Скоро Хельга придет, обрадуется.

Придя домой, едва меня приметив, Хельга тут же с разбегу бросилась мне на шею.

- Ганс!

- Тише! Задушишь!- я обнял сестренку.

Хельге почти пятнадцать! Совсем большая, невеста выросла и красавица. Фигурка ее округлилась, появилась грудь, только была еще худенькой.

- Ганс, братик, я так соскучилась! Я надеюсь, ты не уедешь так быстро.

- Неделю буду дома, потом экзамены. Надо готовиться. А где твой отец?

- Сейчас на работе. Вряд ли рано придет, он напивается каждый вечер в пивной, а потом ругается с мамой.

Я вздохнул, значить ничего не изменилось. Все одно и то же! Вечером пришел мой отчим, мама открыла дверь.