Джейн Фэйзер - Коршун и горлица (Орел и голубка)

— Я подумаю и соберу Совет, — повторил эмир, — а ты тем временем воспользуешься моим гостеприимством. Боюсь, не столь необычным, как в Альгамбре, но мы постараемся сделать все, что в наших силах.

Сарита ничего не сказала на это, а что ей было говорить? Она вошла в логово льва, и если он решил разорвать ее на куски, то как она могла защищаться?

Он позвонил в колокольчик — в дверях появился стражник.

— Помести женщину в крепость, — сказал он, — над землей, и без особых ограничений. Достаточно замка и охраны. — Он улыбнулся. — Она не представляет для нас угрозы.

Он увел ее и эмир тотчас, забыв про лень и усталость, энергично поднялся с дивана. Он нисколько не сомневался в том, что женщина говорила правду. Мокарабы были вполне способны на то, чтобы использовать ссору между женщинами и достичь своих целей. Если Айка действительно пыталась убить свою соперницу, калиф действовал справедливо и у Мокарабов не было причин для возмущения. А если христианка покинула Альгамбру, то больше нет законных оснований для действий против калифа., и нет законных оправданий обращению к испанским монархам. Эмир слишком хорошо понимал рискованность подобной коалиции. Но женщина видела это только в черно‑белых красках — она думала, что если Абенцаррати узнают правду, то опять станут лояльными подданными калифа, но все было далеко не так просто. В недалеком будущем Абенцаррати, конечно же, не извлекут из восхождения Бобдила на престол такой пользы, как Мокарабы, но через несколько лет…

Через несколько лет их семья может выиграть от этого события очень много. Даже, несмотря на поддержку Мокарабов, женщина и ребенок не смогут править Гранадой так, как это делает мудрый и сильный Мули Абул Хассан, так что в царстве, объятом хаосом, будет много возможностей для тех, кто захочет проявить себя и укрепить свое положение, в особенности, если они способствовали возникновению нового режима правления. Конечно, испанцам придется заплатить за их участие, но эмир не сомневался, что их вполне удовлетворит восхождение на престол мальчика и какое‑либо вознаграждение.

А чего он достигнет, если перейдет на сторону калифа, разорвав союз с Мокарабами? Конечно, в этом случае, он заслужит его благодарность и, может быть, добьется продвижения некоторых членов своей семьи, но реального доступа к власти у него не будет. Слишком сильно держит ее в своих руках Мули Абул Хассан.

Нет, он уже сделал свой выбор. Пора уже династии Насридов прерваться, и он сделает все, чтобы сделать себе на этом политический капитал.

Но что сделать с этой женщиной… с гурией калифа? Он мог сгноить ее в крепости, и никто бы не упрекнул его в этом. Но, возможно, ее можно как‑то использовать как средство нажима на Мули Абула Хассана? С другой стороны, как госпожа Айка среагирует на пленение соперницы? Возможно, она тоже проявит благодарность, и не только сейчас, но и в будущем.

Эмир улыбнулся сам себе и снова позвонил в колокольчик, вызывая визиря.

— Пошли немедленно послание к эмиру Мокарабов, я надеюсь получить ответ в течение двух дней.

Через два часа из ворот крепости выехал всадник и галопом помчался по дороге в Монтилью.

Вскоре после окончания сиесты Айку вызвал отец, желающий, чтобы она посетила его в палате, где проходил Совет. В ходе мятежа эмир часто советовался с дочерью, сознавая что она хорошо разбирается в политике Альгамбры.

Она вошла и он пригласил ее сесть рядом.

— От эмира Абенцаррати прибыл посланник, дочь. Я думаю, тебе будет интересно сообщение, которое он привез.

И он, улыбаясь, подал ей скрученный в трубку пергамент. Айка прочитала его.

— Наивная дурочка, — сказала она. — Вообразила, что таким способом сможет вмешаться в ход событий.

Отец предостерегающе погрозил пальцем.

— Не будь такой насмешливой, дочь. То, что она рассказала, вполне правдоподобно. А то, что она по наивности подвергла себя огромной опасности и пришла в стан врага, только подтверждает, что эта история достоверна. При других обстоятельствах она могла действительно переломить своим поступком ход событий.

Айка снесла упрек молча.

— Но в послании говорится, что ей не удалось это сделать, и что он просит нас решить ее судьбу.

Эмир пишет, что она находится у него в целости и сохранности, и что он поступит с ней так, как мы или, скорее, ты скажешь.

— Медленная смерть, — сказала Айка.

— Ну что ты, давай не будем так грубы. Давай подумаем, как мы можем использовать ее, чтобы достичь своей цели? Чем готов пожертвовать твой муж, чтобы гарантировать ее безопасность?

Айка вспомнила лицо Абула за мгновение до того, как он распорядился о том, чтобы ее поместили для пыток. У него было лицо отчаявшегося человека.

— Королевством. Думаю, он готов отдать в обмен за жизнь не правоверной Альгамбру.

— Смелое утверждение, дочь.

— Его можно проверить, — ответила Айка, — и я знаю, как лучше это сделать.

Отец улыбнулся:

— Ну и как, дитя мое?

— Использовать ее собственный народ, — сказала Айка. — Она поклялась Абенцаррати, что готова покинуть Гранаду, отказаться от Абула и вернуться в свою страну. Почему бы нам не помочь ей в этом? Их католические величества страшно любят спасать заблудшие души своих подданных. Об этой душе им известно и они знают о той смуте, что поднялась на нашей земле, благодаря ей. Мы можем просто передать им ее заблудшую душу, которая отвергла свою собственную религию, чтобы броситься в объятия к еретику?

Эмир рассмеялся.

— Ну и изощренный же у тебя ум, дочь. А что Абул?

— Если велеть посланнику, которого мы пошлем с этими инструкциями, быть не очень осторожным во время путешествия, и если язык его развяжется, новость достигнет ушей Мули Абула Хассана также быстро, как обычно распространяются подобные новости. У него повсюду есть свои шпионы.

— Да, он узнает об этом.

— И попытается добиться ее освобождения из Кордовы, но не думаю, что преуспеет в этом, — заявила Айка. — Когда дело касается наказания грешницы, карающая рука религии оказывается необыкновенно цепкой, но в то же время Абул потеряет интерес ко всему остальному.

— И женщина все равно умрет медленной смертью, — сказал эмир, — от руки собственного народа.

— И будет сожжена на костре в Кордове, — сказала Айка с удовлетворением, — после пыток.

Тюрьма Сариты была грязной, холодной и темной — в ней не было окон. Узкая доска должна была служить ей кроватью. Каждое утро ей приносили кувшин с водой, и она вскоре поняла, что вода в нем предназначалась и для мытья и для питья. Ее кормили финиками, оливками, сухим хлебом, то есть не давали ей ни умереть с голоду, ни наесться.

Когда, доведенная до отчаяния холодом, она попросила, чтобы ей дали одеяло, ей принесли изъеденный молью плащ, но это было все же лучше, чем ничего.