Джинни Лин - Дракон и жемчужина

На плече в районе левой лопатки был вытатуирован отчетливый рисунок. Она заметила извивающееся тело дракона. Ли Тао пошевелился, и гладкие бугорки мускулов скользнули под чешуйками чудища. Знак воров и убийц. Она наблюдала такие отметины в притонах Лояна и была предупреждена о людях, носящих этот знак.

Ли Тао посмотрел ей в лицо. Они обменялись взглядами, удостоверяющими, что она все видела, и что он хотел, чтобы она это видела. Он склонился над фитилем светильника, ожидая. Когда Суинь ничего не сказала, он потушил фитиль.

Шибао, Тибет — 745 год, 14 годами ранее

Ли Тао вонзил меч в грудь тибетского солдата и следующим движением резко вытащил оружие. Даже окруженный смертью со всех сторон, он сохранял спокойствие, руки его не дрожали. Боковым зрением воин поймал момент, когда Божественный император упал с лошади.

Взгляд его задержался на драконе на императорском панцире, знаке божественной власти. Его время настало, решил Ли Тао. Верховный командующий Шэнь и его сыновья сражаются в других местах огромного поля битвы.

В рукопашной неразберихе император с трудом поднялся на ноги. Держа в руках меч, он отбил атаку еще одного нападавшего и осмотрелся по сторонам. Задача Ли Тао была ясна: император должен умереть, сраженный ударом вражеского меча, обычная ситуация на войне.

Ли Тао схватил в одну руку меч, другой потянулся за ножом. Уже близко. Всего несколько шагов. Взгляд императора остановился на нем. Ли Тао нанесет ему смертельный удар лицом к лицу. Воин, предводитель, сражающийся наравне со своими людьми, заслуживает большего, чем нож в спину.

Все, что оставалось Ли Тао, — нанести удар. В это мгновение глаза императора расширились. Он издал предупредительный крик, уставившись в точку за плечом Ли Тао. Император бросился вперед, когда Ли Тао повернулся, чтобы встретить новую угрозу.

Император сразил первого атакующего, однако второй проник сквозь его защиту. Тибетская сталь вонзилась в императора, и он сложился вдвое от удара.

Прежде чем он обрел способность мыслить, Ли Тао погрузил лезвие меча в горло вражеского воина.

Император упал, зажимая рану, и Ли Тао развернулся, чтобы встретить следующую атаку. Все, что он помнил, — тупая усталость, боль в плече от непрерывных взмахов меча и Сын Неба, лежащий перед ним в луже крови. Остальные мысли заглушило давящее, холодное ощущение стыда, сковавшее все внутренности.

759 год — настоящее время

Госпожа Лин оглядела книжный шкаф, небрежно касаясь пальцем толстых корешков горизонтально лежащих книг. Каждое ее движение предназначалось ему, и он понимал это. Ли Тао думал об их ночах и тех бесконечных часах, проведенных вместе, сладком ощущении ее плоти, сжавшейся вокруг него, аромате ее волос на его подушке. Он отложил кисточку для письма, наслаждаясь воспоминаниями. Их ночи подтверждали, что ее чарам над ним не грозит увядание.

— Сунь Цзы [20] Сунь Цзы — историческое лицо, китайский стратег и мыслитель, предположительно живший в VI или, по другим источникам, в IV в. до н. э. Автор знаменитого трактата о военной стратегии «Искусство войны». , Тай Гун [21] Тай Гун — правитель и полководец Чжоуского царства. Годы жизни — 1122–1078 до н. э. … Война и цветистые метафоры войны. — Она произнесла эти имена с оттенком неодобрения, пододвигая к себе толстые тома в пергаментных обложках и возвращая их на место. Суинь обладала манерой двигаться в пространстве так, будто безгранично владела им… Как, впрочем, и самим Ли Тао. Подобные изящные намеки восхищали его, пусть это была всего лишь искусная игра.

— Тебе знакомы военные тексты, — заметил он.

— Я была любимой наложницей воинственного императора, — ответила Суинь, глядя на него через плечо.

— Только на словах.

Ли Тао показалось, что он поймал довольный изгиб ее губ, когда она снова повернулась к книгам. Проявление собственнического чувства удивило его. Ли Мин был давно в могиле, так и не отведав прелестей своей знаменитой «драгоценной супруги».

— Есть интересная история о военачальнике Сунь Цзы. — Не найдя ничего для себя интересного, Суинь продолжила осмотр. — Однажды правитель царства У предложил военачальнику Суню создать армию из наложниц своего гарема.

Звуки ее голоса убаюкивали, подобно ласкающим пальцам. Он отдыхал в ее присутствии. В конце концов, его армии уже наготове и ждут вестей о Гао.

— Военачальник разделил их на два отряда и назначил двух любимых наложниц командовать каждым из них. Однако когда Сунь Цзы попытался дать им распоряжения, девушки просто хихикали. Он предупредил их, что, если подчиненные не поймут приказов, это вина командиров.

— Бедный почтенный Сунь. Я сам по опыту знаю, как сложно справиться даже с одной императорской наложницей.

— Негодяй. — Она даже не повернулась к нему лицом, чтобы бросить обвинение.

— Продолжай же, — попросил Ли Тао, захваченный рассказом.

Вероятно, Суинь нашла оставшиеся книги также недостойными ее внимания. Она повернулась к нему, чтобы закончить историю:

— Когда наложницы продолжили выказывать строптивость и невнимание, Сунь Цзы казнил двух фавориток на глазах у всех остальных. Правитель страшно разгневался, но военачальник Сунь ответил ему: «Когда командир получает приказы, в его обязанности входит добиться их успешного выполнения, даже если это огорчит правителя».

— И естественно, оставшиеся женщины принялись выполнять приказания как хорошо обученные воины, — закончил ее рассказ Ли Тао. — Я бы не был столь строг в наказаниях.

— Потому что они — беззащитные женщины?

— Потому что война есть война, и командующий должен понимать разницу.

Ли Тао поднял глаза и выжидающе посмотрел на Суинь, которая в это время достигла последнего ряда книг. Добравшись до плотно закрытого темного шкафа, нутро которого скрывало смертоносные кинжалы, она, казалось, потеряла интерес к осмотру кабинета и вернулась к креслу, в котором сидел Ли Тао.

— Ваш чай остынет, наместник. — Она подняла заварочный чайник, изящно расправив широкие рукава и придерживая крышку пальцем. — Вы знаете, что существует настоящее искусство чайной церемонии? [22] Чай в Китае относят к «семи вещам, потребным ежедневно» вместе с дровами, рисом, маслом, солью, соевым соусом и уксусом. По одной из версий, появление искусства китайской чайной церемонии датируется эпохой Тан. В Лояне знатные господа и богатые чиновники платили за то, что они сидели, а им разливали чай.

Его пальцы на мгновение дотронулись до ее руки, когда Ли Тао взял у нее пиалу. Это простое прикосновение могло показаться незначительным после всего того, что было между ними, однако чувственность его не вызывала сомнений.