Кейт Фернивалл - Жемчужина Санкт-Петербурга

Со стороны стола не было слышно ни звука, но Валентина спиной чувствовала, что за ней наблюдают. Лицо священника было испещрено морщинами, как старое яблоко, но она решила, что он вряд ли намного старше ее отца. Она улыбнулась ему, хотя щеки будто свело судорогой.

— Спасибо, но мне нужно идти. Я просто хотела отдать картошку.

Она и сама понимала, насколько глупо это звучит. Поэтому, когда священник отошел в сторону, освобождая ей дорогу, она опрометью взбежала по ступеням наверх. Мужчины, стоявшие вокруг жаровни, расступились, пропуская ее, и она, едва не срываясь на бег, направилась в конец улицы. Чувствуя устремленные в спину взгляды, она задумалась о том, кого ждали те люди, кто должен был сегодня выступить перед ними с речью и какие у него были планы.

Парадная дверь громко хлопнулась, заставив Валентину вздрогнуть. Порыв морозного воздуха, ворвавшись в дом, обдал холодом площадку второго этажа. Девушка остановилась, склонившись над балюстрадой, посмотрела вниз и увидела Йенса, который, не замечая ее, бросился к лестнице и стал, перешагивая через две ступеньки, стремительно подниматься. Свет газовых ламп опускался на его огненнорыжие волосы, словно привлеченный энергией этого человека. Рука его быстро перемещалась по перилам. Неужели он всегда так возвращается домой? Неужто жизнь настолько переполняет его?

— Здравствуйте, Йенс.

Инженер остановился и взглянул наверх. Едва он увидел ее, глаза его переменились. Он приоткрыл рот, будто собираясь чтото сказать, но так ничего и не сказал. Стремительно преодолев остаток лестницы, он подошел к ней и остановился в двух шагах. Чтото тревожило его. Она поняла это по тому, что он не подошел ближе. Глаза его бегали по ее лицу.

— Чтото случилось? — быстро спросил он.

— Нет, мне просто нужно поговорить с вами.

Он попрежнему внимательно рассматривал ее.

— Как вы здесь оказались? Нечасто у моей двери из воздуха возникают прекрасные феи.

Валентина рассмеялась, заметив, что он смотрит на ее рот.

— Меня пропустил ваш консьерж. Я сказала ему, что я — ваша двоюродная сестра.

Он улыбнулся, и движение его губ напомнило ей о том, как они танцевали на балу.

— И он поверил вам?

— Думаю, да, раз разрешил мне подождать вас здесь, в тепле, а не оставил мерзнуть на улице.

— Значит, он глупее, чем я думал.

— Почему?

— Потому что вы слишком красивы, чтобы быть моей сестрой, пусть даже двоюродной.

Эти слова застали ее врасплох. Сказав это, он не улыбнулся, а прошел к своей двери и отпер ее. Дом, где он жил, был старым, с лепными украшениями, причудливой барочной резьбой и вычурными карнизами, но все это давно обветшало, покрылось пылью и утратило былой блеск. Даже воздух здесь казался старым и какимто бархатистым, как будто за все долгие годы он прошел через легкие слишком многих людей. Валентине показалось очень милым, что человек столь передовых взглядов решил поселиться в таком старом доме.

Галантно придерживая дверь, он произнес:

— Не хотите ли войти?

Она покачала головой.

— Пожалуй, нет.

— Разумеется, — кивнул он. — Мы ведь не хотим поставить под сомнение вашу репутацию, верно?

Внешне он оставался вежливоспокоен, но глаза его так и искрились от затаенного смеха.

— Возможно, — промолвила она, чуть качнув головой, — я могла бы себе позволить… Как сестра, вы же понимаете.

— Как сестра, — эхом повторил он.

И она вошла.

Такой комнаты, как эта, Валентине видеть еще не приходилось. Вся мебель здесь была светлой, какогото медового оттенка, и имела такие ровные, прямые линии, что на какойто миг девушке показалось, что это просто сколоченные деревянные заготовки. Составленный из полированных сосновых досок пол прикрывали яркие разноцветные половики, а перед камином лежала большая пушистая оленья шкура цвета густых сливок. На стенах висели картины с северными оленями на фоне заснеженных пейзажей. Здесь было чему подивиться.

— Итак, сестричка, позвольте предложить вам чаю.

— Нет, Йенс, благодарю вас, но мне нельзя задерживаться.

Он взял в свои ладони ее затянутые в перчатки руки, и она не стала противиться. Йенс внимательно посмотрел на них.

— Такие маленькие кисти. — Он провел пальцами по ее ладони. — Но какой талант в них заключен.

Голова Валентины качнулась, внутри все вспыхнуло.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить? — спросил он, не отпуская ее рук.

— Вы говорили, что у вас есть друг доктор.

— Да, есть.

— Мне нужна его помощь.

Его пальцы сжались чуть сильнее.

— Вы больны?

— Нетнет, я здорова.

— В таком случае какой же помощи вы от него ждете?

И она рассказала ему о своих неудачах в госпиталях. Слова будто сами лились из нее. Она рассказала о презрительных взглядах, которыми ее встречали, об отказах. Валентина поведала ему, что все, с кем она разговаривала, считали, что она не сможет быть санитаркой. Несмотря на то что санитарок везде не хватало, никто ей не верил.

— Даже наш семейный врач отказался мне помочь.

Она рассказала Йенсу, как все это ее разозлило и как ей хотелось уткнуться головой в стол и кричать от обиды, но вместо этого она пришла сюда, через весь город, на эту широкую улицу, усаженную деревьями, и стала ждать его. Он слушал ее, не перебивая, и, когда она закончила, он не посоветовал ей бросить это занятие. Этого она боялась больше всего: боялась, что его голос присоединится к общему хору, боялась, что он, не понимая, насколько это для нее важно, попытается вырвать из ее рук будущее. Но он не сделал этого.

— Идемте, — коротко произнес он. — Поговорим с доктором Федориным.

— Спасибо.

— Он поможет… Если даже за это мне придется пообещать поддаваться ему в карты весь следующий месяц. Но, — он чуть подался вперед и всмотрелся в ее глаза, — вы уверены, что это именно то, что вам нужно?

Она кивнула.

— Да. Я уверена.

— Что ж. Очень хорошо. Идемте, потолкуем со старым мошенником.

— Вы не могли бы отпустить мои руки?

Он опустил на них взгляд удивленно, с таким видом, будто она потребовала от него чегото совершенно невозможного.

— Если они вам необходимы. — Он церемонно поклонился и поднес к губам ее кисть. — За будущее санитарки Ивановой.

«Разве такой человек может не нравиться?» — подумала она.

Доктора Федорина они застали в гостиной, где он, сидя на полу, играл в карты со своей пятилетней дочерью. Пытаясь сосредоточиться, доктор почесывал бакенбарды.

— Простите, что не встаю, но Анечка меня бьет по всем фронтам.

Девочка, прижимая карты к маленькой груди, улыбнулась.

— Я в одной игре поддалась папе, — заявила она, потом, увидев, какой картой походил отец, просияла и быстро положила сверху козырь.