Кейт Фернивалл - Жемчужина Санкт-Петербурга

— Я всегда к вашим услугам, сударыня.

— Остановите на секунду машину.

Он свернул к обочине напротив рыбного ларька. Запах разложенной на прилавке рыбы проник в салон автомобиля. Аркин повернулся на сиденье и увидел, что хозяйка закрывает нос тонким кружевным платочком.

— Чем могу служить, сударыня?

Какойто миг женщина всматривалась в его лицо, и он заметил в ее взгляде сомнение. Наверняка она в ту секунду оценивала, насколько можно ему доверять.

— Это… деликатное дело, — сказала Елизавета, и щеки ее покраснели. Она отвернулась в сторону, отчего закачались перья на ее шляпке. — Я просто не знаю, к кому еще обратиться.

— Можете рассчитывать на меня. Я умею хранить тайны.

Шофер подумал о том, сколько раз он сажал в эту машину молоденьких любовниц своего хозяина или даже возил самого министра Иванова в его любимый бордель в клубе «Золотое яблоко», где его ждала французская цыганка Мими. О да, Аркин научился держать язык за зубами.

— Если это в моих силах, я помогу вам, — пообещал он.

Взгляд Елизаветы на какоето время задержался на лежащей на спинке сиденья руке шофера в перчатке, словно в ней был заключен ответ на мучивший ее вопрос. Потом женщина неуверенно произнесла:

— Я бы хотела, чтобы вы выяснили, встречается ли моя старшая дочь с… кемнибудь.

Аркин едва не рассмеялся. Она хотела сделать из него шпиона, наподобие тех, что служат в охранном отделении. В этом была особая ирония.

— И кто этот человек? — с искренним интересом осведомился он.

— Датский инженер, с которым она была в туннеле. Его зовут Йенс Фриис.

Так вот в чем дело. Виктору вдруг стало жаль эту гордую женщину, которая опустилась до банальной слежки за дочерью.

— Я постараюсь разузнать, — кивнул он и в ту же секунду взгляд Ивановой оторвался от руки шофера и устремился на его лицо.

— Надеюсь, мы правильно поняли друг друга? — произнесла она.

— Совершенно.

Елизавета приятно улыбнулась, но Аркин напомнил себе, кто она. Он не хотел ощущать какуюлибо близость к этой женщине.

— Прикажете ехать дальше? — спросил он, неожиданно перейдя на казенный тон.

— Да. — Но когда он снова выехал на укрытую снегом дорогу, она тихо добавила: — Спасибо, Аркин, за то, что согласились помочь… И за тот раз, когда я…

— Пожалуйста, — не дал он ей договорить.

Аркин предпочитал не думать об этом. В том, что ты помогаешь своему классовому врагу, нет ничего хорошего. Более того, это опасно. Но он ничего не мог с собой поделать.

Утро выдалось ярким, как вымытое стекло. На туман и намека не было, лишь безграничная арка неба и запах моря в воздухе. Но душа Аркина была не на месте. В ожидании Валентины он стоял у машины перед парадной лестницей. Вымытый «Турикум» сверкал на солнце, точно какаято пестрая птица.

— Доброе утро, Аркин.

— Доброе утро, Валентина Николаевна, — ответил он, когда девушка ступила на посыпанную гравием дорожку.

Валентина была в простом пальто и платке и выглядела исхудавшей и бледной, но шла походкой быстрой и напряженной, как будто спешила.

— Я рад, что вы выздоровели и так хорошо выглядите.

Эти слова застали ее врасплох.

— Спасибо, Аркин, — несколько удивленно произнесла она.

— Надеюсь, когда вы хворали, Екатерина Николаевна передавала вам от меня пожелание поскорее выздоравливать?

— Да, спасибо.

Аркин стоял неподвижно, как будто забыл о машине и о своих обязанностях. Когда Валентина ступила на подножку, чтобы подняться в салон, он подал ей руку, но жест этот был таким неестественным, что девушка остановилась.

— В чем дело, Аркин?

— Те люди, которые устроили взрыв в туннеле, не хотели, чтобы пострадали вы. У них была совсем другая цель, а вы просто оказались на пути. — Он хотел, чтобы она это знала.

— Чего же они хотят? Скажите, Аркин.

Он понизил голос.

— Их цель — построить новое, справедливое общество. Они хотят свергнуть царя, а не убивать или калечить молодых женщин.

— Вы тоже так считаете, Аркин? Что нужно свергнуть царя?

— Нет, Валентина Николаевна.

— Хорошо, иначе вас бы арестовали.

Она зашла в машину, опустилась на гладкое синее кожаное сиденье и стала смотреть прямо перед собой. Аркин заводной рукояткой запустил мотор и уселся на водительское место. Больше они не говорили.

Валентина вздохнула облегченно, когда, не доехав до госпиталя полмили, вышла из машины и послала Аркина обратно, в распоряжение матери. Радуясь возможности прогуляться, она пыталась сосредоточиться на том, что скажет сейчас, а не вспоминать свое предыдущее посещение госпиталя. Войдя в здание, она, как и в прошлый раз, сначала подошла в вестибюле к регистраторше, потом проследовала по вытертому зеленому линолеуму до кабинета с табличкой «Гордянская» и постучала.

— Входите.

Такого приема, который ждал ее в кабинете медсестры, Валентина никак не ожидала. Пышнотелая медсестра Гордянская после их последней встречи, казалось, раздулась еще больше, белое форменное платье на ней трещало по швам. Медсестра стояла, облокотившись о картотечный шкаф, в руке ее были крепко зажаты длинные щипцы. Лишь на какойто миг ее внимание отвлеклось на Валентину.

— А, юная аристократка, считающая, что может стать санитаркой. — Она растянула губы и посмотрела в зеркало, прислоненное к стене на шкафу.

Впрочем, широкая улыбка ее не имела ничего общего с весельем. Валентина поняла, что она осматривает черный поломанный зуб у себя во рту.

— Доброе утро, медсестра.

— Вы в зубах разбираетесь?

— Нет.

— Значит, мне от вас проку мало, верно?

— Я умею обращаться со щипцами.

— Тогда вот. — Женщина бросила ей инструмент.

Валентина поймала щипцы. «Неужели всех, кто хочет устроиться сюда санитаркой, она подвергает такой проверке?» — подумала она. Нет, так у нее ни одного зуба уже не осталось бы.

— У вас влиятельные друзья, милочка, — сказала Гордянская, но без злости, словно это был факт, с которым нужно было смириться. — Но что тут удивлятьсято? Вы на себя посмотрите. — Она громогласно рассмеялась, отчего ее полные щеки заходили волнами. — Своим платком и перчатками вы ничего не скроете. Я прекрасно знаю, кто вы.

— Я ничего не скрываю.

— Неужели?

— Я хочу стать санитаркой, хочу заниматься чемто более важным, чем расставлять цветы в вазах и пить чай. Честное слово, я знаю, что значит трудиться, и я уже прочитала «Анатомию» Дюпьера. Я ухаживала за сестрой, и мне приходилось делать перевязки.

— Вы слишком много говорите. Все вы, чересчур образованные, такие. Научитесь молчать.

Валентина кивнула.

— Научусь.

— Если б вы записывались в армию, я бы называла вас пушечным мясом, а вообще я таких, как вы, девочек называю судноподкладчицами. Потому что это именно то, чем вы будете заниматься почти постоянно, — подкладывать больным судно. И это то, изза чего вы в конце концов сбежите отсюда. Святая Богородица, ну почему они постоянно присылают мне какихто худосочных девиц? Почему не присылают обычных работящих молодых баб?