Мэри Гиббс - Признание в любви

— Спасибо, монсеньор. — Голос у Филиппа был угрюмый, глаза мрачно темнели.

— И все?

— А что еще может быть, монсеньор? — Филипп посмотрел на маленький букет фиалок в своей руке — голубых и белых — и только сейчас заметил, что они перевязаны золотистым волосом. Он сунул букетик в нагрудный карман, уставился в окно, и знакомая дорога в Доувертон вдруг стала расплываться перед его глазами.

— Не надо было соблазнять ангела, — проговорил он, обращаясь больше к себе, чем к графу Эстобану.

Мелисса вернулась в дом пастора, восторженно встреченная Помпом и более сдержанно, но так же сердечно — отцом и тетушкой.

Доувертон погрузился в тихую жизнь, не затронутую волнениями внешнего мира, но мисс Черитон считала, что письмам ее племянницы недостает их обычной веселости, и объяснила это тем, что лейтенант позабыл попрощаться с ней перед тем, как уехал вместе с графом.

— Я думала, что мистер Кадо отвлечет нашу дорогую Мел и развеет ее мысли о неудачном любовном романе, — со скорбью в голосе говорила она вдове, — но теперь понимаю, что мои расчеты не оправдались. Хотя наш дорогой лейтенант — такой красавец!

— Да, он красивый мужчина, — согласилась ее сестра с таким видом, будто это было редким исключением и красивая внешность — лишь прерогатива английских мужчин. — Мне кажется, что Мел охватила тоска по возвращении домой — после веселых дней, проведенных здесь, — задумчиво продолжила она. — А потом еще побег Софи, который огорчил буквально всех.

— Не понимаю, почему это должно огорчать? — недовольно проворчала мисс Черитон. — Мне кажется, это так романтично!

— Но ты видишь романтику во всем, — заметила вдова. — Самое положительное в этом деле — это то, что миссис Форсетт теперь не вернется в Темперли. Она останется вести хозяйство своего зятя, и в отсутствие Софи ей никто не будет чинить препятствий. Будет вить из него веревки.

— Бедняжка, — отреагировала мисс Черитон.

Монсеньор Эстобан приехал в Лондон во время триумфального прибытия в город Луи XVIII и написал по поводу этих счастливых обстоятельств восторженное письмо вдове. На улицах, сообщал он, было множество белых кокард, белых символов Бурбонов, и все, у кого были белые фартуки или рубашки, размахивали ими из окон при приближении короля Франции.

«Я думаю, что в глубине души Филипп Кадо был сильно разочарован нашим старым королем, — писал граф. — Будучи республиканцем, он никогда не станет почитать Его Величество, и после того, как тот прошествовал мимо, Филипп заметил, что король очень старый и толстый, и мне пришлось напомнить ему, что Его Величество — это брат короля Луи XVI и он провел в изгнании двадцать пять лет».

Далее граф описал прием в «Гриллон-отель» на Албемарл-стрит, на который король пригласил всех эмигрантов, вернувшихся из Англии. Они были разочарованы тем, что на приеме не было герцогини Ангулемской, но она проводила вечер вместе со своим свекром на Одли-стрит. Наряды у женщин были очаровательны, сообщал монсеньор Эстобан своей старой подруге, но на дамах конечно же не было драгоценностей, а костюмы некоторых джентльменов были так поношены, что вызывали смех. Однако сам король выглядел величественно, несмотря на то что был утомлен волнениями дня. Жаль, что с ним не было Филиппа: возможно, он изменил бы свое отношение к французской аристократии. Во Францию они плыли два дня, вместе со многими другими эмигрантами. Филипп, если бы захотел, мог уехать вперед, но он почему-то считал, что за графом и его старой служанкой следует присматривать во время путешествия.

Мисс Черитон, изложив все эти новости Мелиссе в своем письме, добавила, что миссис Форсетт приехала на несколько дней в Темперли, когда сквайр был в городе, и в результате Тэм настолько вышел из себя, что Сара снова слегла в постель, и даже мисс Поуп пришла в нервическое состояние.

Пастор чувствовал себя значительно лучше, когда Мелисса зачитывала ему это письмо. Заметив, что отец уснул, она отложила его в сторону и взялась а рукоделие, но, случайно глянув в окно, увидела джентльмена, соскочившего с лошади возле приходских ворот. Грум, сопровождавший его, придержал лошадь под уздцы и открыл калитку, а джентльмен уверенными шагами направился к дому, будто не сомневался, что его с радостью ждут.

— О! — радостно вскрикнула Мелисса.

Платок, накрывающий лоб ее отца, колыхнулся и упал: дыхание у пастора было спокойное и ровное. Она уронила свое рукоделие, привязала Помпа, опасаясь, что он накинется на гостя, и бросилась к двери, не дожидаясь стука.

— Моя милая мисс Мелисса! — произнес Эдвард Бьюмонт. — Что случилось?

— Ничего… Отец болеет, он уснул, а я боялась, что Помп, залаяв, может его разбудить. — Она погладила собаку, потому что пес воспринял посетителя с недоверием.

— Сегодня прекрасный день, у вас большой сад, и почему бы нам не прогуляться по лужайке? — спросил с улыбкой мистер Бьюмонт.

Мелисса с радостью согласилась и побежала за своей шляпкой. Через несколько минут они уже гуляли по саду в сопровождении Помпа и вскоре подошли к скамейке, стоящей под старым кедром.

— Мне так жаль, — сказала она, усаживаясь на скамейку, — что Софи вышла замуж за другого… и поэтому…

— О, так я помог ей это сделать. Разве она вам не говорила? — Бьюмонт рассмеялся, увидев выражение лица Мелиссы. — Когда я встретил Софи в Лондоне, она призналась мне, что любит молодого капитана из вооруженной охраны в Доувертоне и что отец ее и тетя запретили ей встречаться с любым молодым человеком, не имеющим состояния, убежденные в том, что все они — охотники за деньгами, и тогда мы с Софи составили план, как их провести. Я должен был приехать в Дав-Тай навестить моих старых знакомых Холстейдов, а Софи — принимать мои ухаживания, чтобы все подумали, будто я в нее влюблен, но, как только ей исполнится двадцать один год, она убежит со своим возлюбленным капитаном. Наши замыслы помог осуществить Филипп Кадо — капитан посещал его множество раз, когда он находился в домике графа в Темперли, и в то же время встречался там с мисс Софи, которая притворялась, будто берет у монсеньора Эстобана уроки французского языка.

В ночь после бала Фрэнк привез Софи в дом моей сестры в Лондоне, и через несколько дней они с капитаном обвенчались. Тем временем я осторожно навел справки о состоянии дел ее отца, будучи абсолютно уверенным, что его потрясла не столько потеря дочери, сколько потеря ее состояния. Скоро я обнаружил, что он рассчитывал на то, что в день совершеннолетия ее деньги перейдут в его распоряжение, и, когда сквайр приехал в Лондон, пылая ненавистью к молодым людям, я посетил его в отеле, рассказал о том, что узнал, и предложил ему переписать свой заложенный дом на дочь или продать его, чтобы отдать ей долги, и уехать со свояченицей в Бат. Справившись с шоком, возникшим после моего сообщения, Форсетт стал вести себя разумно и теперь собирается уехать из Доувертона в Бат… Софи покупает небольшое поместье возле моего имения в Норфолке, и скоро они будут моими соседями.