Виктория Холт - Лорд-обольститель

— Не сдавайся. Это на тебя не похоже. Уже скоро.

Никто не смог бы успокоить меня лучше, чем он. Я поверила в то, что он всегда позаботится о нас и что он не может потерпеть поражение. То, что случилось с ним, убило бы любого другого человека. Но только не барона.

Так постепенно рос его авторитет в моих глазах. Я знала, что пока он с нами, мы не пропадем. Он смог обеспечить нас провизией. Он отдавал Кендалу пищу, в которой нуждался сам. Он любил мальчика, который был его сыном.

Я продолжала стоять, прижавшись к нему, и он коснулся губами моих волос. Перед моими глазами промелькнула какая-то сцена из жизни в башне, когда он держал меня в объятиях. Теперь все совсем иначе. Я была рада, что меня обнимает мужчина и что этот мужчина — барон.

— Кейт, — произнес он спустя некоторое время. — Нам нужно поговорить. Я уже несколько дней об этом думаю. Все это и в самом деле скоро закончится. Наступит перемирие, и тогда я хотел бы как можно скорее убраться отсюда.

— Я не могу уехать из Парижа. У меня здесь работа. Когда все войдет в норму…

— Как ты думаешь, сколько для этого потребуется недель, месяцев, а может быть, и лет? Кому потребуются портреты? Этим людям нужна еда. И немалое время для того, чтобы прийти в себя и восстановиться. Даже когда продовольствие начнет беспрепятственно поступать в Париж, сколько времени уйдет на то, чтобы удовлетворить его нужды? Париж еще довольно долго будет истерзанным и печальным городом. Как только снимут осаду, мы покинем его.

— И куда направимся?

— Для начала в Сентевилль.

— В замок… Нет… нет…

— Так нужно. Тебе необходимо восстановить здоровье… да и мне тоже… впрочем, как и любому человеку, перенесшему эту осаду… а в особенности малышу.

— Я так за него боюсь.

— С ним все будет хорошо, поверь мне. Что же касается замка… Я прекрасно знаю, что ты думаешь по этому поводу… Вот что, есть одно предложение… Небольшой домик, который все называют Хижиной. Он расположен у стены, с внутренней стороны рва. Вы с малышом и Жанной поживете там до тех пор, пока не сможете вернуться в Париж.

Я молчала.

— Придется забыть о гордости, если тебя действительно заботит благополучие сына.

— Что для меня может быть важнее?! — возмутилась я.

— Ответ на этот вопрос гласит «Ничего», и поэтому ты должна прислушаться к голосу рассудка. Ребенок истощен, он уже больше трех месяцев недоедает. Слава Богу, Кендал оказался достаточно крепким, чтобы пережить это. Но теперь он нуждается в хорошей пище… свежем воздухе… отдыхе за городом. И он получит все необходимое, даже если мне придется похитить его. Повторяю, он это получит!

Я пристально посмотрела ему в глаза и произнесла:

— Я принимаю ваше предложение.

Барон улыбнулся.

— Я знал, что ты его примешь, Кейт. Скоро мы уедем. Я это знаю точно.

— Как мы выберемся из Парижа?

— Что-нибудь придумаю.

— Не представляю, что тут можно придумать.

— Но ты же во мне не сомневаешься, а?

— Нет, — покачала я головой. — Не сомневаюсь.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб.

— Ты будешь рядом со мной, Кейт, — прошептал он. — Мы так сблизились за эти месяцы… ты не находишь?

— Вы очень много для нас сделали.

— Ты ожидала от меня чего-то другого? Ведь вы… моя семья.

Я отстранилась от него и направилась в salon . Мрачный. Холодный. Заброшенный. Какая пародия на минувшие дни! Села на канапе и закрыла лицо руками. Передо мной продолжало стоять лицо маленького мертвого мальчика.

Но барону удалось меня успокоить. Я знала, что с его помощью нам удастся спастись.

Перемирие было заключено двадцать седьмого января. Если бы парижане не ослабели до такой степени во время осады, то непременно высыпали бы на улицы праздновать это событие. На следующий день город капитулировал.

Осада Парижа закончилась.

Барон как будто набрался свежих сил. Он уже ходил довольно быстро, а если и волочил немного правую ногу, то нельзя было сказать, что это причиняет ему особые неудобства.

Он отсутствовал целый день, так что я уже начала беспокоиться и отчаянно молилась о его благополучном возвращении.

Ближе к вечеру барон наконец-то вернулся.

Было видно, что он чрезвычайно доволен собой.

— Завтра мы уезжаем, — заявил он. — Я раздобыл лошадей.

Он взял обе мои руки в свои и поцеловал их. Затем привлек меня к себе, обнял и рассмеялся.

— Мы почти прорвались! — воскликнул он.

— Как вам это удалось? Ведь лошадей нигде нет.

— Подкуп. Как видишь, это возможно даже в самых дисциплинированных армиях.

Я затаила дыхание.

— Вы имеете в виду… немцев?

— А что, немцы не люди? Похоже, деньги по-прежнему правят миром. Как хорошо, что я располагаю достаточным количеством этого средства воздействия. Кендал! Где ты? Иди сюда! — закричал он. — Мы уезжаем! Мы едем за город! Мы отправляемся в путь на рассвете! Жанна! Жанна, где ты? Собирайся. Лошади будут здесь завтра утром. Я хочу выехать, как только взойдет солнце. Кейт, вы с Жанной поедете верхом, в мужских седлах. Я возьму мальчугана.

Как же все были взволнованы! У нас еще оставалось немного хлеба, которым мы и поужинали, макая его в вино. Больше ничего не было, но нас это нисколько не беспокоило. Ужас закончился. На следующий день нам предстояло покинуть Париж. Так сказал барон, и мы верили, что он способен на все, что угодно, каким бы невероятным это ни казалось.

С какой радостью я покинула этот некогда прекрасный город! То, что нам удалось бежать, казалось чудом. Позднее я поняла, что это чудо, как и многие другие, могло произойти лишь благодаря непоколебимой воле и кипучей энергии Ролло де Сентевилля.

Люди на улицах походили на живых мертвецов, никак не напоминая тех жизнерадостных говорливых французов, какими я знала их до осады. Выпавшие на их долю испытания сделали этих людей озлобленными и растерянными. Было видно по всему, что ожесточенными душами они готовятся к новым несчастьям.

Барон не только раздобыл лошадей, но и нанял проводника, видимо, одного из пособников неприятеля. Этот негодяй взялся провести нас через город. Я сочла за лучшее воспринимать все как оно есть и не задавать барону лишних вопросов.

Мы избрали кратчайший путь, чтобы как можно скорее вырваться за пределы умирающего Парижа.

Когда мы проезжали мимо Люксембургского сада, на меня нахлынули воспоминания. Я будто видела воочию пламенеющего в небе воздушного змея, а когда покосилась на Кендала, то была с особенной силой поражена степени изможденности своего ребенка. Его ручки были истонченными и походили на палочки, а ведь, казалось бы, совсем недавно выглядели такими гладкими и округлыми… Мальчик был сосредоточен и при этом держался очень прямо, вне всякого сомнения, представляя себя на воображаемом белом пони, которого барон «подарил» ему на Рождество. В его глазах светилась жажда жизни, и я подумала о том, что он, несомненно, будет еще и крепок, и здоров.