Татьяна Романова - Кассандра

Его симпатии были на стороне героя Ипсиланти, а не осторожного Каподистрии, но молодой человек решил не вмешиваться в столь важный разговор.

— Конечно, я сам не буду заниматься вербовкой членов организации. Для этого есть молодые патриоты, не обязательно, что они должны быть греками. Все, кто сочувствует бедам нашей страны, могут принять участие в этом благородном деле, — воодушевленно планировал князь Александр.

— Где их взять, этих патриотов, они еще должны вырасти, — не разделил его энтузиазма статс-секретарь, — пока все рассуждения о создании мощной организации, способной поднять восстание в Греции, кажутся мне утопией.

Старший Ипсиланти ничего не ответил, а его младший брат, молчавший, так же, как и Вано, в течение всего разговора, напомнил, что они сегодня еще должны появиться на вечере в честь молодого графа Шувалова, вернувшегося на днях из-за границы. Князь Александр поддержал его, и гости, поблагодарив гостеприимного хозяина, откланялись.

— Обиделись, — грустно сказал Каподистрия, — никто не хочет смотреть правде в лицо. А она очень печальна: с одним воодушевлением войну не выиграть. Нужно оружие, нужны даже не отряды, а армия, и самое главное — нужна поддержка сильных мира сего. Пока ничего из этого нет.

— Но как же так, — разгорячился Вано, — император Александр должен помочь христианскому народу, порабощенному иноверцами. Он должен двинуть армию против турков, а греки, увидев помощь русского государя, поднимут восстание в тылу поработителей.

Каподистрия поморщился. Опять эти схемы и предположения. Его молодой друг грешил тем, что все время строил какие-то простейшие логические цепочки, и самое печальное, что он всех людей судил по себе. Граф Иоанн пытался бороться с этой манерой молодого человека, но пока успехов не было. Хотя мудрый дипломат надеялся, в конце концов, переломить эту ситуацию и отучить Печерского от такой вредной привычки, которая, если ее не искоренить, могла испортить молодому человеку всю жизнь. Поэтому он терпеливо начал объяснять Ивану, почему тот не прав.

— Вы опять делаете простейшие выводы из примитивной схемы, а жизнь никогда не бывает простой и прямолинейной. Она сложна и многогранна. Жизнь — это борьба интересов множества людей, поверх которых еще идет борьба интересов сильных мира сего между собой. Образно говоря, жизнь напоминает мне драку «стенка на стенку», когда на масленицу сходятся огромные толпы людей на льду Невы. Вроде бы и бьются одна компания против другой, но в клубке драки невозможно разобрать, кто кого ударил и зачем. А вы считаете, что жизнь похожа на передвижение регулярных войск по отданному кем-то приказу. Так не бывает. Присматривайтесь к людям, старайтесь понять их цели, желания и поступки, и самое главное — никогда не судите о других по себе. Все люди разные.

— Но как же так, император должен помогать единоверцам, — упорствовал молодой граф.

— Никому государь ничего не должен, — устало сказал Каподистрия, — он делает только то, что выгодно ему. И никому не дано точно угадать, что он сочтет для себя выгодным в данный момент, по крайней мере, я не пытаюсь.

Вано понял, что не нужно настаивать, а нужно удалиться, оставив расстроенного неудачным вечером друга приходить в себя в одиночестве. Он простился и поехал домой, надеясь, что завтра настроение его покровителя улучшится, и он снова станет тем милым и добрым человеком, который опекал Вано, помогая приспособиться к жизни в столице.

Он оказался прав: на следующий день настроение статс-секретаря вновь стало ровным и хорошим, и он прислал Вано записочку, приглашая приехать вечером к нему, с тем, чтобы поехать на прием в честь нового посла Франции, который давало министерство иностранных дел. Там граф собирался представить своего молодого друга обществу. Напомнив, что форма одежды — парадная, Каподистрия приглашал Вано к девяти часам вечера.

Молодой Печерский в новом черном фраке, заказанном матерью в Москве перед самым его отъездом в столицу, прибыл в квартиру старшего друга ровно в девять часов вечера.

— Вот и вы, рад видеть, — приветствовал его хозяин дома, одетый в парадный дипломатический мундир. — Коляска стоит у крыльца, мы можем сразу ехать.

Вано с готовностью согласился, и они отправились на Английскую набережную в здание министерства иностранных дел, где сегодня ждали дипломатический корпус и представителей высшего общества.

— Держитесь рядом со мной и, ради Бога, не спорьте, — мягко улыбнулся Каподистрия, но Вано улыбка старшего друга не обманула — это был приказ, а не пожелание.

— Хорошо, — согласился Печерский, — не волнуйтесь, я все помню.

— Вот и отлично, — обрадовался граф, входя в высокие двери длинного двухэтажного сероватого здания министерства.

Почтительный служитель принял у статс-секретаря шинель, а у Вано плащ, и друзья прошли в большой зал, приспособленный сейчас под проведение официального приема. Увидев министра, множество людей устремились к нему, выражая почтение и ища внимания. Каподистрия был со всеми внимателен и прост в обращении, но невидимая грань, которую собеседники графа не решались переходить, делала того небожителем.

«Вот как нужно себя держать, — догадался Вано, — и мне следует этому научиться».

Он стоял рядом с графом Иоанном, и тот представлял своего молодого друга некоторым из гостей. Вано запоминал фамилии и титулы новых знакомых, которые любезно встречали протеже всесильного министра иностранных дел. Поняв, что все присутствующие с ним любезны, Вано расслабился и иногда даже начал вставлять фразы в разговор, который вели в кружке, образовавшемся вокруг статс-секретаря.

Когда к ним присоединился седой невысокий человек в дипломатическом мундире, Вано любезно улыбнулся новому гостю, и тот ответил такой же улыбкой. Но когда Каподистрия представил новому собеседнику Вано, выражение глаз старого дипломата изменилось, они стали жесткими. Старик внимательно оглядел молодого графа, сказал несколько любезных фраз и отошел.

«Что нужно этому старику? — недовольно подумал Вано. — Все так хорошо, гости любезны со мной, только этот Вольский сверлит меня взглядом».

И тут вдруг молодого человека осенило. Эту фамилию мать называла, когда говорила о человеке, поссорившем ее с отцом. В душе Вано поднялась ярость. Да он сейчас размозжит мерзкую голову этого старикашки об стену. Он посмотрел по сторонам. Вольского не было видно, зато компания молодых людей, собравшаяся вокруг статс-секретаря, была веселой и очень оживленной. Барон Иван Миних рассказывал о первом взятии Парижа, а молодой красавец граф Шувалов, у которого в галстуке сияла булавка, украшенная бриллиантом размером с голубиное яйцо, подкидывал забавные реплики, оживляя разговор. Вано решил не портить себе так удачно начавшийся вечер и забыть о старике.