Розмари Роджерс - Связанные любовью

Какое невезение. И надо же ей было наткнуться именно на Геррика. Того единственного, кого ей не провести и кто видит ее насквозь.

— Меня пригласили. По-вашему, мне следовало отказаться?

— Вам известно, что в числе приглашенных значится герцог Хантли?

— Неужели?

Ее нарочито безразличный тон не обманул Геррика.

— Софья, если вы снова замышляете что-то, из-за чего можете подвергнуть себя опасности, я буду вынужден заковать вас в кандалы и отправить в Сибирь.

Картинно вздохнув, она высвободила руку из цепких пальцев. Иногда окружающие относились к ней как к неразумному дитяти, а не взрослой женщине, и это ужасно раздражало.

Стефан, по крайней мере…

Нет. Нельзя думать о нем как о нежном любовнике. Нельзя. Ей следует злиться на него.

— И как же я могу подвергнуться опасности, если меня окружает личная гвардия императора? — нахмурилась Софья. — Я уж не говорю про Петра, который никуда меня без охраны не пускает. Сегодня он даже сопровождал присланную княгиней Ростовской карету, как будто на меня могли напасть посреди Петербурга.

— Опасность бывает разная, — заметил Геррик тоном человека, уверенного в своей правоте. — Я не доверяю герцогу.

Софья растерянно моргнула, удивленная таким отношением старого воина к Стефану. Ведь к Эдмонду он всегда питал теплые чувства. Не настолько же братья разные?

— И вы думаете, что он может представлять какую-то опасность?

— Я думаю, что он увлекся женщиной и не в состоянии думать трезво, как ему и надобно. — Геррик переступил с ноги на ногу; разговор определенно был ему не по вкусу. — Такой человек может легко замарать вас скандалом.

Софья вздохнула. Разговор был неприятен и ей. Поглядывая исподлобья на проходящих мимо гостей, она не в первый уже раз удивлялась проницательности Геррика. Как он мог догадаться? Не герцог же рассказал ему об их мимолетном романе на далеком острове? Или…

— Я согласилась довериться вам, когда вы сказали, что вернете те ужасные письма, — произнесла Софья негромко и напряженно. — А вы должны поверить мне, когда я говорю, что сама управлюсь с герцогом.

— И как вы намереваетесь управиться с Хантли? — спросил Геррик. Лицо его как будто окаменело.

Поскольку никакого представления на этот счет у нее не было, Софье оставалось благодарить судьбу, подославшую к ним облаченного в ливрею слугу. Остановившись перед Герриком, он отвесил низкий поклон:

— Простите, сударь, но император требует вашего присутствия.

Геррик нетерпеливо отмахнулся.

— Софья…

— Идите к царю, — перебила его Софья, выдавливая из себя уверенную улыбку. — И не беспокойтесь. Со мной ничего не случится.

— Если он тронет вас…

— Идите.

Привыкший к утомительной процедуре официального приема, обязательной даже для развлекательных вечеров, Стефан старался сохранить философский настрой. Его карета медленно ползла в длинной веренице экипажей, шаг за шагом приближавшейся к ступеням дворца. В конце концов, он ждал встречи с Софьей несколько дней, и еще десяток минут значения уже не имеет.

Из головы не выходила брошенная мимоходом реплика Анны насчет ухажеров Софьи. Тревога вязала узлы в животе, когда он представлял, как она улыбается, когда очередной поклонник приникает к ее пальчикам горячим поцелуем, или как какой-нибудь настойчивый воздыхатель увлекает ее в тенистую аллею.

Когда экипаж остановился наконец у ступенек перед входной лестницей, Стефан, не дожидаясь лакея, сам соскочил на землю, прошел мимо кучки гостей, поднялся наверх и вошел в вестибюль, где передал шляпу и перчатки слуге, стоявшему под большим портретом императора Петра.

С некоторым опозданием уловив обращенные на него любопытные взгляды, Стефан сбавил шаг, отдышался и уже с положенным достоинством продолжил путь на верхний этаж, время от времени кивая знакомым.

Император уже интересовался, какие ветры занесли английского герцога в Санкт-Петербург, и привлекать к себе дополнительное внимание, носясь как сумасшедший по дворцу, Стефан не собирался.

Поднявшись на самый верх лестницы, он взял небольшую паузу, чтобы присмотреться к многочисленным гостям. Большинство собрались здесь поглазеть на других и показать себя, но нашлись и такие, кто с неподдельным интересом любовался большими портретами, украшавшими стены.

Не обнаружив в первые мгновения Софьи, Стефан в отчаянии стиснул кулаки, но вдруг заметил краем глаза мелькнувшие в солнечных лучах золотистые локоны.

Знакомое волнение, объяснять причину которого он упрямо отказывался, прошло ознобом по телу и заворочалось тугими канатами внутри. Проскочив мимо пожилой дамы в ужасном красновато-коричневом платье и ее дочери с бледным пухлым лицом, Стефан устремился к Софье. Нет, уж теперь ей не уйти.

Не выпуская из виду золотистые кудряшки, Стефан пробился через толпу и увидел невдалеке знакомый четкий профиль. Губы его сложились в хищную улыбку — значит, не ошибся.

Вот она. Здесь. Желание нарастало, подгоняло, несло. Слишком много ночей он провел, думая о ней, тоскуя по ней, остро ощущая пустоту рядом. Хватит с него бессонных часов.

Словно прочитав его мысли, Софья оглянулась через плечо и незаметно проскользнула в боковую дверь.

Решительно последовав за ней, Стефан оказался в небольшой гостиной с китайским шелком на стенах и диванчиком в восточном стиле у камина. Убедившись, что кроме них в комнате никого нет, он закрыл дверь.

И замер, прислонившись к деревянной панели, устремив взгляд на остановившуюся посередине гостиной Софью.

Боже. Она светилась и сияла, словно ангел.

Сердце как будто взорвалось теплом, и оно растеклось по всему телу. Злясь на себя самого неведомо за что, Стефан то ли заворчал, то ли зарычал и, оттолкнувшись от двери, направился к ней. Когда он в последний раз прижимал к себе ее тело? Ему казалось, прошли годы.

В его походке было что-то звериное, и Софья, ощутив едва сдерживаемый голод хищника, напряглась. Зрачки расширились. Отступить она не успела. Он сжал ее в объятиях, и напряжение последних дней немного отпустило. Вдвоем они как будто образовывали новое целое. Идеальное целое.

— Софья, — прошептал Стефан, трогая губами атласную кожу и вдыхая теплый жасминовый запах.

Она прижалась к нему всем телом, застонала, глухо и протяжно, задрожала. Он наклонился, нашел ее губы и впился в них с отчаянием обреченного, забыв о гостях за дверью, императоре, всем мире. Остались только двое, он и она.

Магию момента нарушили донесшиеся из приемной звуки струнного квартета. Софья встрепенулась, уперлась ладонями ему в грудь и отвернула голову, пряча губы от его требовательных поцелуев.

— Нет, нет, — сказала она охрипшим вдруг голосом. — Мне нужно поговорить с вами.