Розмари Роджерс - Связанные любовью

Стефан проложил дорожку вниз, к шее, держась подальше от прикрывавшей рану ленты.

— Потом, — прошептал он, ощущая под губами торопливое биение пульса.

— Вы должны остановиться.

— Почему?

— Хотите, чтобы нас здесь увидели?

Стефан улыбнулся. Что может случиться и каковы могут быть последствия — все это было абсолютно не важно.

Ему была нужна она. Сейчас.

— Я хочу только вас. — Он отстранился, скользнул жадным взглядом по ее прекрасному лицу. — Идемте со мной. В этом жутком дворце должен быть какой-нибудь укромный уголок. Она решительно выдвинула подбородок, но ничего не смогла поделать с разлившимся по щекам румянцем.

— И никакой он не жуткий, — неосторожно вступилась за дворец Софья. — Многие из тех, кто здесь бывает, говорят, что он красивее даже Версаля.

Стефан фыркнул.

— Версаль? А что в нем хорошего? Впрочем, сейчас меня мало интересует архитектура.

— Меня тоже.

Его как будто ошпарило кипятком.

— Тогда давайте поищем местечко, где нам точно не помешают.

Он снова прижал ее к себе, дав ощутить силу своего желания, но она неожиданно выскользнула из его объятий.

— Нет, я пришла сюда не для этого.

Стефан скрипнул зубами. Желание, контролировать которое становилось все труднее, требовало бросить ее на ближайший диван. Что бы она ни говорила, он слышал в ее голосе то же томление. Те смешные препятствия, что она пыталась выставить, не могли остановить его ни на минуту.

Но вместо того, чтобы уступить этой силе, Стефан стиснул зубы, убрал руки за спину и сделал шаг назад.

Странно, но он не хотел вынуждать ее к капитуляции. Пусть сама признает, что желает его с не меньшей силой, чем он — ее.

Гордость? Или что-то более опасное?

Кто знает.

— Не важно, зачем вы сюда пришли. Важно, что вы здесь, — проворчал он. — Я знал, что вы не сможете прятаться вечно.

— Я не пряталась.

Он многозначительно посмотрел на ее распухшие от поцелуев губы.

— Как могут такие прелестные губки произносить такую отвратительную ложь?

Софья разгладила мерцающие складки своего золотистого платья, и Стефан понял, что она вовсе не так спокойна, как хочет показаться.

— Если я не желаю принимать вас у себя дома, то не потому, что прячусь. Моя мать серьезно больна.

— Чего и следовало ожидать. — Стефан в отчаянии покачал головой. — Вы едва не погибли из-за ее эгоистичного нежелания признать правду, а теперь она еще и требует сочувствия и жалости.

Суровые слова задели ее. Софья нахмурилась, в ее чертах проступило столь хорошо знакомое упрямое выражение. Да, она будет оберегать и защищать мать до самых ворот ада. Несмотря ни на что.

Он признавал эту безусловную преданность за достоинство и даже восхищался ею — с неохотой, — но и отступать не собирался. Может, если тряхнуть ее как следует…

— Вы ничего не знаете о моей матери, и в любом случае не вам ее судить, — бросила она.

— Не мне ее судить? — взорвался он. — Спать с вами мне можно, а защищать от тех, кто беззастенчиво пользуется вашей добротой, нельзя. Так получается?

Софья покраснела.

— Вам ничего нельзя. Вы не понимаете. То, что было между нами, закончилось.

Зашипев от злости, он надвинулся на нее, прижал к стене.

— Закончилось? Нет. Ничего не закончилось. — Стефан впился в нее взглядом. — Я не слепой. Я чувствую, как вы дрожите, когда я прикасаюсь к вам. Когда целую вас. Вы хотите меня.

Ее глаза потемнели, выдавая то, что она хотела бы скрыть.

— Нет. Я… не могу.

— Не можете? — Его голос загустел, наливаясь страстью. — Вы уже…

— Я совершила ошибку и больше ее не повторю.

— Никакой ошибки не было. — Он наклонился и поцеловал ее — без спешки, со вкусом. — Это чудо. Почему вы не хотите признавать очевидное?

— Потому что я не буду вашей любовницей, — тихо, с натугой проговорила Софья. — Никогда.

Он вздрогнул:

— Послушайте…

— Нет. — Она отвернулась, чтобы не встречаться с его растерянным взглядом. — Я пришла сюда поговорить с вами. И только.

Словно опомнившись, Стефан вдруг отступил. Черт бы ее побрал. Зачем усложнять то, что должно быть просто?

Ему не пришлось затаскивать ее в постель — она оказалась там добровольно. И нисколько не противилась. Скорее даже наоборот.

И вот теперь она ведет себя так, словно его единственная цель — испортить ей жизнь.

— Вы три дня меня не замечали, а теперь вдруг захотели поговорить. Откуда такая перемена?

— Мне нужно знать, что вы намерены сказать Александру Павловичу.

— Что… — Стефан не договорил, с опозданием осознав смысл сказанного ею. Так вот оно что. Она оказалась здесь не случайно. И не какое-то тайное желание привело ее сюда.

Она пришла, потому что испугалась. Испугалась, что он может рассказать Александру Павловичу всю ужасную правду о ее путешествии в Англию.

Почему же он не предусмотрел такую возможность?

Сухой, невеселый смех эхом разлетелся по комнате.

— Ну конечно. Я никогда не считал себя глупцом, но когда вы рядом, веду себя как последний дурачок.

Софья нахмурилась, словно решая, можно ли его слова считать ответом на ее обвинение.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Стефан прошел к лакированному столику, на котором красовались несколько бесценных китайских ваз. Мысли путались. Досадно, конечно, что Софья поверила, будто он способен поступить бесчестно, но раз уж так, то почему бы не использовать это обстоятельство к собственной выгоде?

— Как вы узнали, что я приглашен сегодня на обед к императору?

Софья ответила не сразу — наверное, ей не хотелось выдавать свои маленькие секреты.

— У нашей кухарки три дочери, — сказала она наконец. — Младшая — горничная у графини Анны.

— И она сочла необходимым поделиться с вами моими планами?

— В Петербурге трудно сохранить что-то в секрете.

— Буду иметь в виду. Она нетерпеливо пожала плечами:

— Зачем вы здесь? Он медленно повернул голову.

— Даже я не могу игнорировать приглашение императора.

— А что вы скажете, когда он спросит, зачем вы приехали в Россию?

Он задержал взгляд на ленте, охватывавшей ее изящную шейку и скрывавшей рану, оставленную кинжалом сэра Чарльза. Его собственная рана, полученная в парижском отеле, почти зажила, но память об обстоятельствах, при которых он едва не потерял эту женщину, была еще свежа.

Неужели она рассчитывала, что он просто уйдет?

— Это зависит от вас.

— Что вы имеете в виду? Он скрестил руки на груди.

— Мне не хотелось бы обманывать царя Александра. С моей стороны было бы величайшей глупостью вызвать неудовольствие столь могущественного человека.

Она взглянула на него исподлобья.

— Вы не думали об этом, когда угрожали похитить меня.

— Тогда возможная награда стоила риска. Сейчас же я не вижу причин лгать.