Елена Рождественская - Мелодия счастья

— Не волен, говоришь? А я волен? — заорал он, приближаясь к Голобородко. — Ах ты, гад! Разбойники меня, вишь ли, зарезали. Да я сам кого хошь зарежу. Вот хоть бы тебя!

И граф кинулся на князя. Удар попал точно в цель. Скула Голобородко съехала куда-то, а сам он осел на пол.

Императрица вскрикнула, но в непонятном восхищении уставилась на громадные кулаки графа.

— Вот это мужчина! — ахнула она. — Что ж ты не ответишь, князь?

Голобородко, тяжело поднимаясь, закудахтал:

— Это ж варвар, матушка!

Екатерина, все еще восхищенно глядя на огромного Шувалова, отрезала:

— Какая я тебе матушка? Я еще не стара, а очень даже молода!

И тут граф Шувалов сделал вовсе невиданное: звонко чмокнул императрицу в щечку:

— Да у меня сватья — истинная молодица! Гляди, какова красавица! — И граф чмокнул Екатерину в другую щечку.

Екатерина, нисколь не смутившись, проговорила:

— По-родственному, Шувалов, по-родственному.

— А то как же, сватьюшка! — подмигнул ей граф и кинулся обнимать своего воспитанника. — Еле успел. Хорошо, герр Шульц за мной своих друзей послал. Но как ты мог жениться без моего благословения, Сашка?

И тут встрял Бельский:

— Вот и благослови его! Заодно расскажи всем, что Горюнов — твой сын. И так уж все прознали твою тайну.

Шувалов замер.

— Да, граф, расскажите! — капризно, словно маленькая девочка, потребовала императрица, все еще восхищенно глядя на мускулы великана. — Клянетесь прямо перед святым алтарем, что сей юноша — ваш сын?

Но великан вдруг начал словно уменьшаться в размерах:

— Не могу, матушка…

— Это еще почему? — удивилась императрица.

— А потому, — прохихикал Голобородко. — Что Сашка сей — не графов сын, а его покойной сестрицы Софьи. Прижила она ребеночка от крепостного парня, вот и померла от стыда. Так что Сашка — куда ни плюнь — крепостной!

Лиза вскрикнула и чуть не упала без чувств. Господи Боже, что же это?! Месяц назад еще грезы были — а ну как все изменится? Александра признают законным сыном Шувалова, а с ней самой случится чудо — говорил же маэстро Антонио что-то о ее венецианском происхождении. Но, оказалось, Александр вовсе и не сын Шувалова, письма о ее «благородстве» потерялись куда-то. А теперь и вовсе выясняется — они оба крепостные!..

Лиза взглянула на Александра. Он был бледен. Желваки ходили на скулах. И вдруг, отпихнув Вельского, он, как минуту назад Шувалов, кинулся на Голобородко. Вцепился в горло. Князь захрипел, изо рта пошла кровавая пена. Бельский бросился разнимать. Ему на помощь заспешил молодой фаворит Екатерины. Вдвоем оба шафера еле-еле оттащили разъяренного Александра от Голобородко. Бельский пихнул юношу в лапищи Шувалова:

— Держи хоть ты его!

Граф ухватил Александра, пытаясь сдержать в своих медвежьих объятиях:

— Разве такого удержишь?

На пороге часовни уже появилась дворцовая стража, и Лиза с ужасом подумала: «Теперь не один Александр — все мы попадем в тюрьму!» Но Екатерина величественно махнула своей холеной рукой:

— Прекратите! Эдакие вы, Шуваловы, буйные. Видать, силу девать некуда? — проговорила она, осуждающе глядя на Александра, но глазами косила на Шувалова-старшего. — Здесь же — свадьба, благое дело. И вдруг такой шум! — Государыня обернулась к Голобородко, утиравшего кровь обшлагом парадного камзола. — Какой ты, князь, неповоротливый! Два раза за один час упал. Вон и рукав у тебя порвался!

От таких слов Голобородко открыл рот в изумлении, но быстро пришел в себя.

— Виноват, матушка! — прошамкал он, цокая языком. Видно, Александр выбил ему пару зубов. — Во всем сам виноват — оступился, упал. И вот! — Князь вытащил платок и сплюнул в него выбитые зубы.

— А ты, граф, — Екатерина улыбнулась Шувалову, — выдай своему воспитаннику вольную — и делу конец. Я свою воспитанницу за крепостного не отдам — объявлю свадьбу недействительной.

— Не могу… — Великан выпустил из объятий Александра и задышал так тяжело, будто только что втащил в гору тяжеленный валун. — Сестра моя, покойница Софья, завещала свое имущество, вместе с крепостными, некоему маркизу Манино, которого она лет двадцать назад повстречала в Италии. Завещание глупое, путаное. В нем отдельно оговорено, что Александр — не крепостной, но принадлежит этому самому Манино. Вот что моя сестра-покойница натворила. Я уж который год ищу этого итальянца. Да где ж его сыскать?

Все смолкли. И вдруг в тишине раздался громкий голос:

— Я есть маркиз Франческо Манино!

Лиза обернулась на голос. У дверей, разнесенных графом Шуваловых, стояли двое — маэстро Меризи и какой-то незнакомец в иностранном камзоле, без парика — черные вьющиеся волосы заплетены в косичку и бархатной ленточкой перехвачены.

— Я есть маркиз Франческо Манино! — повторил по-русски незнакомец и перешел на итальянский язык, обращаясь к Шувалову: — Неужели вы не узнаете меня, граф?

Шувалов замялся:

— Прошло двадцать лет… За такое время все меняются…

— Зато я вас отлично узнаю! Впрочем, при вашем росте вас невозможно забыть. Но я узнаю не только вас — я узнаю своего сына! Он похож и на Софи, и на меня…

Голос незнакомца дрогнул, глаза увлажнились, а на щеках заходили желваки похлеще, чем у Александра, когда он гневается или волнуется. У Лизы перехватило дыхание — неужто тот самый друг, по просьбе которого маэстро Меризи проводил розыски в Петербурге, — отец Горюнова? Выходит, тот, кого искали — ее Сашенька, а никак не она. Помечтала чуток про свое благородное венецианское происхождение — и забудь. Никакая она не венецианка, а нищий подкидыш с невской набережной. Зато теперь-то уж точно — не крепостная!

Вот только как же должен был любить этот благородный итальянец графиню Софью Шувалову, чтобы всю жизнь искать ее и своего ребенка?.. Это же просто волшебство. Сказка. Мечта…

— Да что же это такое? — Недовольный голос императрицы вернул всех на грешную землю. — Объяснись, граф, я плохо итальянскую речь разбираю, — повернулась она к Шувалову. — Кто этот человек?

Вперед протиснулся маэстро Меризи и заговорил на немецком, все ниже кланяясь. Объяснение на родном языке императрицы было верным ходом — Екатерина, урожденная принцесса Анхальт-Цербстская — начала осознавать ситуацию.

— Это история страстной любви, ваше величество! — журчал маэстро. — Двадцать лет назад, мой друг, маркиз Франческо Манино влюбился в русскую Венеру — графиню Софи Шувалову. А этот юноша — плод их любви!

Итальянец, услышав имя Софьи, взволнованно закивал головой.

— Так где же он был двадцать лет? — гневно спросила Екатерина. — Бедная женщина умерла с горя, а ребенка ее незаконным посчитали!

— Семье Манино пришлось уехать из Венеции в изгнание. Скрываясь от политических недругов, Франческо и его старший брат Лодовико долго странствовали по Европе. Только год назад им удалось вернуться в Венецию. Лодовико как представитель старинной патрицианской семьи стал дожем Венеции. А Франческо, едва обретя официальный статус, поспешил в Россию — искать свою возлюбленную.