Мария Феррарелла - Нежный плен

— Нет, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я останусь с Инид.

Дункан понял, что нервы ее на пределе и сейчас с ней не надо спорить.

— Ну хорошо, — ответил он, надеясь, что, может быть, Бет заснет прямо на стуле, и тихо вышел из комнаты.

Внезапно Инид открыла глаза. Боль все еще мучила ее. Но теперь это была уже совсем другая боль. Так же, только во много раз слабее, болела рука, когда она порезала ее ножом для разделки мяса. Женщина застонала и опустила руки на свой живот. Глаза ее расширились от ужаса.

— А где?..

Бет вскочила со стула и бросилась на колени. Ее сердце переполнилось радостью.

— У вас родился сын, Инид. Красивый, крепкий мальчик.

— Сын… — прошептала Инид. Еще один сынок, еще один малютка, которого она будет любить. — А он жив? — в страхе спросила она.

— Да! — воскликнула Бет. — Теперь и вам надо постараться поправиться.

Инид вспомнила, как через пелену боли слышала, что ребенок у нее лежал неправильно. Она знала двух женщин, которые умерли из-за этого.

— Но как же он смог родиться? — прошептала она искусанными до крови губами.

— Я была вынуждена сделать вам операцию и извлекла ребенка. На животе остался безобразный шов, но он заживет, — пообещала Бет. — И я знаю, как сварить обезболивающий отвар из трав. Но самое главное — это то, что вы страдали не напрасно: у вас есть сын.

— Да, я хочу подержать его. Пусть мне скорее принесут ребенка! — воскликнула Инид, и лицо ее порозовело.

Бет, кивнув, поднялась. Ей казалось, будто ее тело налито свищом. Открыв дверь, она произнесла тихим голосом:

— Джон, ваша жена хочет видеть новорожденного. И вас, — добавила она, заметив, что в глазах мужчины внезапно появился страх.

— А она не?.. — Джон проглотил еще не произнесенное слово. Вокруг него толпились какие-то люди и Сэмюель.

— Нет, — радостно улыбнулась Бет, покачав головой. — Она не умирает.

Дверь дома оставалась открытой, и со своего места девушка могла наблюдать, как встает солнце. Его длинные золотые лучи тянулись через луг, оттесняя сумрак. Бет прислонилась к дверному косяку, а люди в это время входили в крошечную спальню Инид. Надо не забыть сказать Сэмюелю, чтобы он собрал нужные травы, но сейчас она настолько устала, что не в силах никому ничего объяснять. К ней подошел Дункан и обнял ее одной рукой.

— Вы когда-нибудь замечали, как прекрасен рассвет? — тихо спросила Бет.

— Он далеко не так прекрасен, как вы, Бет.

Подняв на него глаза, она на мгновение подумала, что он собирается поцеловать ее прямо здесь, среди множества людей. Такая мысль не вызвала у нее негодования, и она тут же укорила себя за это.

— Вы были великолепны, — продолжал Дункан, а Бет подумала, что ничего великолепного не было в том страхе, который она испытала. Она решилась на эту операцию от отчаяния, так как другого выхода просто не было. Дункан обнял ее еще крепче. Как хорошо, что он сейчас здесь, рядом с ней.

— Я слишком устала, чтобы отбивать ваши атаки, Дункан, — проговорила она с улыбкой.

Да, так оно и было. Сейчас он мог бы без труда справиться с ней. Но было бы нечестно пользоваться ее слабостью.

— Пока, — сказал Дункан, выводя Бет за дверь, — никаких атак не будет. Даю вам слово, — пообещал он. — Пойдемте, я провожу вас домой.

Она слишком выдохлась, чтобы поправлять его. Усадьба, куда он хочет ее проводить, — его дом, а не ее. Но сейчас ей все равно куда идти — лишь бы отдохнуть.

Когда она покачнулась, он подхватил ее и понес на руках.

— А как же ваше плечо? — тут же встревожилась Бет.

— Не беспокойтесь. Моя рана заживает. И все это благодаря вам. Позвольте теперь мне позаботиться о вас.

Бет заснула, едва ее голова коснулась подушки, и проспала весь день, а когда проснулась, то увидела Дункана. Он дремал, сидя около нее точно так же, как она сама вчера сидела возле Инид, а раньше — около него самого. Но ведь она не больна.

Комната погружалась в сумрак. Неужели она и в самом деле проспала так долго? Потянувшись, Бет увидела, что Дункан открыл глаза и улыбнулся ей. Наклонившись к девушке, он спросил ее с искренним интересом:

— Скажите, Бет, откуда вы знали, как это делается? Как вы научились оперировать?

Бет села в постели и, приглаживая волосы, ответила:

— Мой отец — врач. Когда он ходил к пациентам, то брал меня с собой. Иногда он разрешал мне ему помогать. И всегда разрешал смотреть, как он работает.

Дункан недоуменно сдвинул брови:

— Странно, что отец разрешал дочери смотреть на такие вещи.

— Это многих удивляло. Но у него не было сына, и, наверное, он хотел, чтобы я ему его заменила.

— Если ваш отец думает о вас, как о сыне, то у него что-то неладное со зрением. В жизни не видел девушки, менее похожей на парня.

Бет отвернулась. Его взгляд был таким упорным, что она смутилась.

— Я не такая, как мои сестры. Меня не интересует то, что обычно нравится женщинам.

— Что же, Инид очень повезло, что вы получили столь странное воспитание. — Он коснулся ладонью ее щеки и заставил ее поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Но вы сказали мне неправду.

— Какую неправду?

— Вас, Бет, интересует кое-что из того, что нравится женщинам. — Он провел большим пальцем по ее губам, и от этого прикосновения Бет проснулась. Проснулось все ее тело.

Оно ждало.

Дункан увидел, как в ее глазах расцветает желание, и от этого жар охватил его с такой силой, какую он в себе не предполагал. Очень хорошо понимая, что делает, Дункан обнял девушку. Испугавшись, она отпрянула назад, зная, что сейчас у нее нет сил, чтобы сопротивляться ему. Или себе самой.

— Дункан, но вы же обещали…

— Да, обещал. — Он улыбнулся. — Но это было утром, на рассвете, и тогда я сдержал свое обещание. Но сейчас уже вечер.

И в следующее мгновение его губы, коснувшись ее губ, слились с ними в одно целое. Его душа и тело нашли свою вторую половину.

«Так вот, что это такое — напиться пьяной», — подумала Бет. Быть безнадежно одурманенной этим сладким ядом, из-за которого не существует для тебя ничего, кроме собственных ощущений. И даже этим ощущениям нельзя доверять. Все кажется огромным, величественным, ярким. Теперь для нее не существовало ничего, кроме той гавани, в которую ее привел этот мужчина.

Гавани во время шторма. Гавани, в которой бушевал свой собственный шторм.

Горячие и влажные губы Дункана приникли к ее губам. И Бет почувствовала в себе странную жажду, жажду, которой она не понимала и которой никогда не испытывала прежде.

Не в силах удержаться, Бет запустила пальцы в его волосы. Можно было подумать, что теперь ее тело существует отдельно от ее разума. Казалось, что, лишившись воли, оно устремлялось навстречу чему-то неизведанному и восхитительному. Хотя она и пыталась сопротивляться, ее тело повиновалось только его и ее желаниям. Но нет, сейчас она не может уступить этой страсти. Слишком многое поставлено на карту, и у нее нет времени предаваться удовольствиям.