Алекс Айнгорн - Сердце и корона

Она была влюблена и опьянена счастьем. Лишь одна тень набегала на ее нежное чело, и тогда она, опустив глаза, читала про себя молитву. Она молилась о душе того, кто ушел, свято и наивно веря в ее любовь и преданность, и чье большое чувство ей не дано было оценить. Но рядом с ней был тот, кто всегда мог осушить ее слезы и утолить печаль, чья любовь должна была осветить всю ее последующую жизнь. Возможно, так бы все и было, но вмешалось провидение. И это был еще не конец, а лишь начало союза, изменившего историю.

год 1781

Полгода… Сегодня ровно полгода со дня их свадьбы. Не верится… Изабелла де Ланьери закуталась в накидку и настежь распахнула окно. Ворвавшийся вовнутрь холодный ветер взъерошил ее длинные блестящие локоны. Темно и пусто. Она с сожалением вспомнила парк, который ежечасно видела из окон своего дворца. Голая мощеная булыжником улица, — вот и все, что теперь открывалось ее взору. Тоска! А как чудесно все начиналось!

Полгода назад королева Изабелла Аквитанская, наследница славной династии, обвенчалась со своим первым министром и отреклась от престола в пользу племянника, сына своего кузена Оливье. Молодая маркиза де Ланьери была так счастлива, так довольна, словно это Орсини пожертвовал короной ради нее, а не наоборот. А теперь? Вместо балов унылые скучные вечера, вместо придворных два огромных пса, любимца Орсини, вместо подруг Мадлен, его родная сестра, неотесанная тридцатилетняя крестьянка. Орсини! Это ради него она согласилась на такую жизнь, она сама этого хотела, хотела сделать его счастливым. Но что получила взамен? Только скуку, смертную скуку женщины, не привыкшей самой заботиться о своем досуге.

Стрелки часов ползут к полуночи, а она все одна. Орсини еще не возвращался из дворца, что не удивительно — он так привык еще со времен, когда она правила, а он имел собственные комнаты во дворце, чтобы не тратить время на разъезды.

Собственно, его не в чем упрекнуть. Он хотел развлечь ее, но так кололи ее насмешливые взгляды придворных, что она отказалась от выездов в свет. Он привез ей Мадлен, которую не выносил, чтобы у нее была компаньонка, и она не сидела целыми днями одна. Теперь она могла слушать вечные препирательства Мадлен и Эжена, которые были похожи и внешне и по характеру, только Мадлен не дано было ни ума, ни хотя бы желания побороть в себе невежество. Острота ее языка выглядела грубостью, дурные манеры за три месяца ничуть не улучшились, она говорила, одевалась, вела себя, как лавочница. Изабелла возненавидела ее с первого взгляда. Но ей было неловко попросить Орсини отослать ее, ведь он, в конце концов, пытался сделать как лучше.

Боже! Как же она была влюблена в него, в Орсини! А теперь ей нечего было желать. Он принадлежал ей. Он любил ее, но не так, как ей мечталось. Медовый месяц прошел. Он был нежен с ней, но как-то спокойно, без страстей, предоставив ее самой себе, ничуть не беспокоясь за ее верность, не избегая других женщин. Она не сомневалась, что он ни разу не изменял ей, и даже не испытывал к тому соблазна, потому что у него была одна любовница — власть. Ей он служил с раннего утра и до поздней ночи. А дома он исполнял супружеский долг, вот и все. В сущности, он ничуть не переменился, был точно таким, как и полгода назад, но тогда все было иначе. Если ей хотелось видеть его, она посылала за ним и задавала ему какие-то ненужные вопросы, сочиняла для него работу или просто советовалась, что сказать послу какого-нибудь Затридевятьземелья. Он всегда был под рукой. Он и раньше легко мог уязвить ее, указав на ошибку или просчет, но тогда это лишь подогревало в ней стремление покорить его, а теперь каждое невпопад сказанное слово наносило рану, и она неделями вспоминала, терзаясь, что он не так посмотрел на нее или не то сказал.

Маленький король Анри находился под опекой своего дяди Гримальди и его жены. Они прочно обосновались во дворце Изабеллы, во дворце, где она выросла, где она любила, страдала, надеялась. Теперь же в ее распоряжении холодный и пустой дом с окнами, выходящими на серую улицу.

Изабелла отошла от окна и с досадой швырнула шаль на кресло. Спуститься в гостиную? Но там восседает Мадлен и перебирает кусочки разноцветного бархата, собираясь сшить из них мудреное и ненужное покрывало. Она будет сверлить ее взглядом, словно читая ее невеселые мысли. Нет! Изабелла кликнула Батти, свою горничную, и велела помочь ей раздеться. Батти возле нее, раскладывая по шкатулкам шпильки. Где теперь Жанна? Добрая миленькая Жанна, она вышла замуж и, наверное, счастлива. Впрочем, если не чувствует того же, что и она, Изабелла, вынужденная скрывать от собственной служанки раздражение и мучительную грусть.

— Не стоит беспокоиться, мадам, — услужливо заметила Батти. — Господин маркиз часто бывает поздно. Мадам знает, как он занят. Не стоит волноваться о нем.

Это глупое вмешательство окончательно расстроило Изабеллу.

— Ступай, — резко сказала она. — И унеси свечу.

«Мы с ним слишком разные, — подумала она. — Слишком разные.»

Они не ссорились, но даже в мелочах проявлялось несходство их привычек и воспитания. Изабелла неизменно уступала ему, повторяя себе, что такова ее обязанность жены, но смутное недовольство росло и крепло. Она привыкла иметь отдельную спальню, потому что так было заведено у знати, чтобы муж посещал жену лишь для исполнения супружеского долга, но Орсини вообще не понял, о чем она говорит. Что значит отдельно? Почему? Она не сумела объяснить и сдалась, считая себя едва ли не грешницей. Он не переодевался к обеду, и его неизменное «зачем?» сводило ее с ума. Она не знала, зачем. Просто так было принято. И еще сотни, тысячи мелочей, в частности нелепых, но создающих неутешительную общую картину — им лучше было как раньше, порознь, когда она была королевой, а он ее министром.

Ее разбудил дрожащий свет. Она украдкой приоткрыла глаза и увидела Орсини. Изабелла поборола в себе желание спросить его, чем он был занят так долго, почему не приходил к ней, по той простой причине, что не хотела выглядеть в его глазах капризной и ворчливой. Пусть считает, что она заснула, что ей все равно, что приходит едва ли не среди ночи. Только Орсини не просто было обмануть. Она ощутила на себе его пристальный взгляд.

— Ты притворяешься, — вдруг заметил он спокойно, и от неожиданности она вздрогнула и выдала себя.

— Это свет… — она придала голосу сонное выражение. — Я почувствовала свет, Эжен, — проговорила она, не меняя положения. Ей послышался вздох.

— Хорошо, в другой раз, если буду поздно, не стану тебя тревожить. Извини, еще секунда и я задую свечу.

Он говорил ледяным тоном, и Изабелла не стала отвечать, что прощает его. Она безумно сердилась, что он даже не порывается извиниться, что вернулся среди ночи и не дает никаких объяснений.