Дороти Иден - Виноградник Ярраби

Взяв в руки перо, Юджиния, как всегда, успокоилась.

«Сидней, 18 июня, 1830

Дорогая Сара!

Предполагается, что я отдыхаю перед обедом, но я мысленно столь оживленно беседую с тобой, что, пожалуй, лучше будет изложить мои мысли и чувства на бумаге.

Я прибыла и благополучно высадилась на берег с борта «Кэролайн». Как ни странно, мне не хотелось покидать корабль, к которому я успела проникнуться любовью (в отношении миссис Эшбертон ничего подобного со мной не произошло — такой неутомимой болтуньи я еще в жизни своей не встречала).

В настоящий момент у меня нет времени, чтобы излить тебе впечатления от города и вообще от Австралии. Я прекрасно понимаю, что тебе не терпится узнать лишь об одном — о встрече с моим нареченным женихом. То, что я пишу, предназначается только для тебя. Должна тебе признаться, что он представляется мне прямо-таки незнакомцем, отчего я чувствую себя довольно неуютно. Он стал походить на повидавшего виды человека, на которого определенно повлиял здешний климат. Кожа у него цвета жженой умбры, что очень ему не идет; плечи оказались более широкими, чем мне запомнились, и вообще у него вид чрезвычайно сильного и здорового человека. Ты, наверное, помнишь, каким он был тихим и как внимательно за всем наблюдал, когда приезжал к нам в Личфилд Коурт. Сейчас манеры его изменились, стали более живыми, уверенными и энергичными. Забавно было выяснить, что он прежде всего оказался озабочен тем, как перенесли путешествие отводки виноградной лозы, и лишь во вторую очередь тем, как выдержала его я. Впрочем, он собственными глазами мог убедиться, что я-то выдержала переезд прекрасно, потому и осведомляться на сей счет особой нужды не было. Помимо всего прочего, надо учитывать еще одно обстоятельство: если он показался мне незнакомцем, может, и я — еще в большей мере — показалась незнакомкой ему. Я все пытаюсь себя успокоить, мысленно перебирая свои достоинства — волосы, глаза, шею, талию и руки. Но мой нелепый кривой нос обгорел на солнце. Я слишком тощая, так как почти не в состоянии была есть во время путешествия. У меня какой-то полузамороженный вид, скулы выступили, а под ними образовались впадины. Я заметила, что миссис Келли обратила внимание на мой небольшой бюст. Как могу я критиковать моего дорогого Гилберта за его колониальную внешность, когда сама являю собой столь невзрачный образец английской дамы?»

— Мисс Личфилд! Юджиния! — Голос миссис Келли, звавшей ее снизу.

Юджиния положила перо и направилась к двери.

— Вы позволите мне, дорогая, обращаться к вам по-дружески и называть просто Юджинией? Дети улеглись, и мы садимся ужинать. Вы готовы? Эдмунд ждет не дождется познакомиться с вами, и ваш нетерпеливый жених тоже уже здесь.

Голос затих. Юджиния торопливо поправила волосы, поглядывая в маленькое зеркало на туалетном столике. В этой южной части земного шара очень быстро день переходит в ночь. Смеркаться начало каких-нибудь десять минут назад, но за это время стало почти совсем темно. Она едва различала в зеркале свое лицо — впрочем, отражение лишь еще раз подтверждало справедливость ее сетований на свою внешность, которым она предалась в письме к Саре.

Стало немного прохладнее. Теперь она обрела хоть какие-то живые краски, и легкий румянец вновь проступил на ее щеках. Она постаралась выглядеть как можно лучше, а потому надела муслиновое платье, которое миссис Келли успела отгладить, заявив, что не может доверить это служанке, совсем еще девочке, поступившей к ней на работу прямо из тюрьмы. «Когда принимаешь в услужение кого-либо из ссыльных, — добавила миссис Келли, — очень важно сделать это сразу же по прибытии будущей работницы в Австралию. Если позволить ей пожить в тюремном бараке, она вмиг испортится и предастся всевозможным порокам».

В маленькой гостиной горел свет; оттуда доносились голоса.

Интуиция подсказала Юджинии, что речь идет о ней. Голоса были сознательно приглушены. Она услышала только несколько слов, сказанных миссис Келли: «…на вид очень хрупкая». И протестующий голос Гилберта. А может, ей казалось, что протестующий; говорил он тихо, но довольно долго и вдохновенно. Затем раздался взрыв хохота, и Гилберт сказал нормальным голосом:

— В странах, производящих вино, это освященный временем обычай. Вино, которое закладывается на хранение при рождении сына, пьют на его свадьбе.

Незнакомый голос произнес:

— Так-то оно, может, и так, но только здесь Австралия, и вы пока что еще не доказали, что способны продержать вино в бутылке двадцать или тридцать лет. Пробка может вылететь и удариться в потолок.

— Я сумею его сохранить, — заявил Гилберт, — и оно будет не хуже того марочного вина, что производят во Франции или Португалии. А пока что мы разопьем одну из бутылочек, которые я сегодня захватил с собой. Я согласен, вино очень молодое. Оно разлито в бутылки всего два года назад, но гарантирую — напиток очень приличный.

— Кислятина! — жалобным голосом сказала Бесс. — То, что вы приносили в прошлый раз, определенно походило на уксус.

— Согласен. На виноградник обрушилось слишком много дождей, и к тому же не вовремя. Поэтому в ягодах оказалось недостаточно сахара. Это одна из трудностей, с которыми мне приходится сталкиваться.

Выходит, говорили вовсе не о ней, а опять о винограде, винах, урожае. Юджиния изобразила на лице приятную улыбку и вошла в комнату.

Гилберт вскочил и кинулся ее приветствовать. Он представил свою невесту Эдмунду Келли, некрасивому человеку с коричневой кожей, который ей, впрочем, понравился с первого взгляда. Гилберт сказал, что весь багаж на берегу, но мебель будет поднята из трюма только завтра. Он намеревался погрузить ее в фургоны и доставить в Ярраби, до которого от пристани около тридцати миль. Они поедут туда же примерно через неделю — после того, как она станет его женой.

Он хотел договориться о простой церемонии в новой церкви на улице Маккуори. Если Юджиния не возражает, хорошо бы провести церемонию в следующую среду.

Он взял ее руку и поднес к губам. Единственное, что она могла сделать, — это молча кивнуть. Она думала о вине, которое будет заложено на хранение при рождении их первого сына. Сердце тревожно забилось. В этой стране все как-то уж слишком прямолинейно.

В следующую среду. Слишком быстро для того, чтобы стать женой человека, до такой степени превратившегося в незнакомца.

— Нет смысла заставлять его ждать, — заявил вдруг мистер Келли.

Она вспыхнула, поняв, что по крайней мере один из присутствующих прочел ее мысли.

Гилберт взял ее под руку:

— Пойдемте, дорогая. Бесс просит нас к столу.

Голос его был ласковым. Она полагала, что, возможно, он тоже чувствует себя несколько смущенным, надо думать об этом и перестать так сосредоточиваться на собственных ощущениях.