Дороти Иден - Виноградник Ярраби

Он не отрицал, что на протяжении тех трех лет ожидания у него порой возникали опасения и даже сомнения. Так, например, ее послания, регулярно доставлявшиеся каждым судном, отправлявшимся из Тилбери или Саутгемптона, казались ему скучными. Сам Гилберт никогда не упражнялся в искусстве писания писем, и то, что нареченная невеста овладела им в таком неслыханном совершенстве, его слегка тревожило.

Вся эта информация о жизни в Личфилд Коурт! Сообщения о визитах теток, епископов и местных помещиков. Отвечать в этом же роде было невозможно. Ведь не мог он, в самом деле, рассказать невесте о том, как его повариха, шальная лондонская простолюдинка, украла у него из бумажника все деньги, пока он спал, и сбежала на всю ночь с одним из плотников в город, при этом оба они были досрочно освобожденными ссыльными. Или о том, что взял в поварихи туземку, до ужаса безобразную и оказавшуюся любовницей его приказчика. Как-то жаркой ночью после сбора винограда Гилберт застал их вместе. Оба они были навеселе, напившись молодого вина. Носком сапога в бок он заставил их подняться, посоветовав в будущем вести себя осторожнее. Ему самому темнокожие туземки никогда не нравились.

Конечно, эту сторону жизни необходимо будет скрывать от Юджинии. Как только он наберет необходимый штат прислуги, то позаботится, чтобы она жила, как подобает леди: занимаясь музыкой, рисованием, шитьем — короче, всем тем, чем занимаются молодые женщины ее круга. Он собирался приглашать в дом гостей, как это принято в Англии. Они могут выезжать сами верхом или в экипаже в пятницу и проводить у друзей уик-энд. Важно приглашать того, кого надо, с тем чтобы названия его вин: «Ярраби-бургундское», «Ярраби-кларет» и «Ярраби-сотерн» — стали известными, а впоследствии и знаменитыми не только в Австралии, но и в Лондоне, а потом в самых знатных домах по всей Англии.

Когда он ездил в последний раз в Англию, то повез с собой несколько бутылок с первыми образцами своих вин. Люди понимающие и лучшие дегустаторы высказались о них в целом положительно. По их словам, это весьма многообещающее начало. В настоящее время его продукция была такой же молодой, как и сама колония, но у нее может оказаться большое будущее, если удастся наладить транспортировку на эти громадные расстояния. Если же не удастся — а это вполне вероятно, поскольку от перевозок хорошее вино портится, — мистеру Мэссинхэму следует сосредоточить внимание на том, чтобы переориентировать своих соотечественников, потребляющих ныне ром или пиво, на более цивилизованный напиток.

Гилберт шел, поглощенный своими мыслями. Путь его лежал через пользующийся дурной славой район Рокс, где люди жили в крошечных лачугах, сооруженных первыми поселенцами, — мазанках, которые способны были простоять всего несколько лет. Стены многих из них уже обвалились, крыши сгорели из-за неисправных дымовых труб, крохотные оконца пропускали совсем мало света, не говоря уже о чистом воздухе.

Это был вонючий, грязный район, заселенный проститутками, ссыльными, которые были выпущены на свободу, но воля которых была сломлена долгими мучениями в тюрьме. Жили здесь и честные люди, просто не сумевшие выбраться из нищеты — либо по лености, либо из-за полной бесталанности.

Время от времени на дорогу ложился свет, отбрасываемый керосиновой лампой, — пятно окружностью в каких-нибудь несколько ярдов. Рядом с этими оазисами темнота казалась еще более непроницаемой.

Правда, темнота эта была очень даже на руку какому-нибудь карманнику или пьянчуге, незаметно пробирающемуся домой, но она вовсе ни к чему служанке, спешившей с поздним поручением своей требовательной госпожи, да и любому проходимцу, идущему по своим вполне законным делам. Странная особенность человеческой натуры, рассуждал Гилберт: даже в таком молодом городе, как Сидней, порок успевает пустить глубокие корни. Он не желает, чтобы Юджиния видела эту сторону жизни колонии, так же как не желает, чтобы она присутствовала при столь необходимом наказании не поддающихся исправлению слуг. Как наивен взгляд ее серо-голубых глаз! На что они похожи? На английские колокольчики или на дымчато-голубые головки распускающегося страстоцвета?

Страстоцвет? Это Юджиния-то?

В сомнении Гилберт слегка улыбнулся. Размышления его внезапно были прерваны. Он услышал за собой звук шагов — кто-то бежал, почти задыхаясь от бессилия и отчаяния. Он остановился, и мимо промелькнула фигура в развевающихся от быстрого бега юбках. В какой-то миг при свете уличного фонаря на углу он разглядел женщину. Ее белокурые волосы рассыпались по плечам, подол платья приподнят. Она тут же скрылась за углом, а затем мимо него размашистым шагом прошли двое мужчин.

Они свернули за угол в том же самом месте. Если они и преследовали женщину, то, похоже, не очень-то торопились. Вероятно, знали, где она живет. Раз женщина живет в этом районе, наверняка это либо проститутка, либо досрочно освобожденная ссыльная, подумал Гилберт. Она явно была перепугана насмерть, но ему-то какое до этого дело? У него нет ни малейшего желания оказаться вовлеченным в неприятную историю фактически накануне своей женитьбы.

Он не стал поворачивать за угол, а двинулся дальше, однако не успел пройти и пятидесяти ярдов, как сзади раздался выстрел, а сразу же вслед за ним послышался душераздирающий крик.

Эти звуки он уже не мог пропустить мимо ушей. Повернувшись на каблуках, Гилберт бегом кинулся обратно. Какой-то человек, а может, и не один, тоже бежал, только в противоположную сторону, явно спеша унести ноги. Если Гилберт не ошибся, это те самые двое, что перешучивались друг с другом, заворачивая за угол. Гилберт слышал, как их топот быстро стих вдали.

Из распахнутой двери одной из жалких лачуг на улицу падал сноп слабого света. Гилберт увидел женщину, стоявшую на коленях в дверном проеме, и какую-то фигуру, лежавшую наполовину в прихожей, наполовину на пыльном дорожке, ведущей к дому.

Сначала он подумал, что это собака. Вернее, надеялся, что это собака, хотя оснований для подобной надежды не было никаких. На земле лежал, обратив лицо к ночному небу, седой мужчина — по всей видимости, он был мертв.

Гилберт оттолкнул женщину прочь с дороги и ощупал тело мужчины под пиджаком. Когда он вытащил свои руки, пальцы были мокрыми и липкими. Он приложил ухо к груди лежавшего.

— Принесите свет, — распорядился он.

Тихонько охнув, женщина поднялась и вошла в дом. Через мгновение она вернулась с зажженной свечой. Гилберт поводил свечой над лицом лежавшего и хладнокровно отметил, что оно точно такого же цвета, как и эта сальная свеча.

Ему привелось на своем веку повидать немало покойников. Этот человек если еще не умер, то явно недалек от кончины. Он был тощ, как изголодавшаяся собака динго.