Филиппа Грегори - Земля надежды

Сентябрь 1655 года

Дорогой муж!

Твой новый клен прибыл благополучно и теперь растет в саду рядом с твоим первым виргинским кленом, так что посетители могут сравнить оба экземпляра и убедиться, что они немного отличаются друг от друга. Я напишу тебе и сообщу, меняет ли этот клен цвет листьев осенью и тоже ли становится алым.

Из-за небрежности матросов некоторые маргаритки пострадали от соленой воды, но Френсис посадила остальные в вазоны и уверяет, что жить будут. А еще она говорит, что твой виргинский вьюнок нужно назвать традесканцией. Этим летом он расцвел и выглядел совершенно прелестно, с огромными цветами, очень симпатичными и пестренькими. Цветы живут всего один день, но на следующий день распускается много новых. Ты не написал, переживут ли они зиму, на всякий случай мы поместили вьюнок в оранжерею, собрали семена и набрали отводков. Лорд Ламберт умолял продать ему немного семян для его необыкновенного сада, и мы согласились — по шиллингу за полдюжины.

Френсис чувствует себя хорошо, летом она жила со мной, было много и других гостей, которые приезжали, чтобы посмотреть редкости, и оставались, чтобы насладиться отдыхом в нашем саду. Элиас Эшмол был у нас постоянным гостем, и многие другие твои друзья передают тебе приветы.

Может быть, ты еще не слышал, но лорд-протектор назначил генерал-майоров — по одному на каждое графство, чтобы они следили за работой мировых судей, церковных старост и духовных лиц. В Ламбете это нововведение не приветствуется, но в письме я воздержусь от дальнейших комментариев.

Как всегда, я ухаживаю за твоими редкостями и твоим садом, и у меня все в порядке.

Март 1656 года

В марте, когда затихли самые страшные зимние бури, Джон загрузил свои виргинские сокровища на корабль, направлявшийся в Лондон. Пара плантаторов пришли проводить его на причал и надавать поручений, чтобы он выполнил их в Лондоне. Джон принял от них пакеты и задания, но при этом не отрывал глаз от своих бочонков с растениями и ящиков с разными диковинами.

Он вез с дюжину молодых деревьев в кадках, которые собирался держать на палубе, прикрыв от соленых брызг маленьким навесом, сплетенным из тростника. Три деревца были совершенно новым виргинским орехом, таких никогда не видывали в Англии. Были там и неизвестные ранее тополя, и тоненькие хлыстики виргинских кипарисов. Он надежно упрятал корешки нескольких новых астр, гераней и нового вьюнка в кадки с сырым песком. В водонепроницаемом сундучке, запечатанном свечным воском, готовились к путешествию семена, собранные Джоном прошлой осенью, — морозник, американцы называют его «башмачки», виргинская петрушка, изящный, прелестный виргинский водосбор, американский дороникум — цветок, похожий на маргаритку, но с лепестками огненно-оранжевого цвета и черной сердцевиной, такой же яркий, как бархатцы.

Джон взирал на свои сокровища с радостью богатея-купца, везущего домой золото. Он рассовал письма и пакеты по глубоким карманам куртки и отошел от релинга, когда сходни отдали на берег.

— До свидания! — крикнул он.

— Когда мы увидим вас снова? — прокричал сэр Джосайя.

— Через несколько лет! — прокричал над расширяющейся полосой воды Джон. — Когда мои запасы снова подойдут к концу. Когда мне понадобятся новые чудеса.

— Тогда вы точно вернетесь! — крикнул сэр Джосайя. — Это земля чудес.

Джон рассмеялся и помахал на прощанье рукой, встав на палубе так, чтобы видеть, как город постепенно исчезает из виду. Ветер и течение подхватили небольшой корабль и понесли вниз по реке, к морю.

«Никогда бы не подумал, — подумал про себя Джон. — С того самого времени, когда я приехал сюда в первый раз. Никогда бы не подумал, что они выживут и построят в лесу такой город, почти столицу».

Новые ухоженные берега реки быстро скользили мимо. Джон посмотрел назад, туда, где отсвет на воде создавал обманчивое впечатление, что ничего не изменилось.

— До свидания, — тихо сказал он стране и женщине, которую когда-то любил.

Апрель 1656 года

Когда тюльпаны начали набирать цвет и приготовились распустить бутоны, Джон вернулся в свой сад, в Ковчег и к своей жене. Повозка прогрохотала через знакомый мостик и въехала на конный двор. Заслышав шум, Эстер выглянула в окно из зала с редкостями, увидела Джона, восседающего рядом с возницей, и бегом бросилась вниз по ступеням, в объятия мужа.

— Конечно, могла бы догадаться, что не пропустишь еще одной весны! Но, по правде говоря, не ожидала тебя раньше середины лета.

— Я уже был готов остаться, да тут подвернулся корабль, который шел прямо домой, — пояснил Джон.

Они разомкнули объятия и взглянули друг на друга, как старые друзья после долгой разлуки. Волосы Эстер под аккуратным чепцом стали почти такими же белыми, как и полотно. Лицо похудело и стало жестче. На нем появились линии горя, которые уже навсегда останутся там. Джон в свои сорок восемь лет выглядел поджарым и в лучшей форме, чем перед путешествием. За дни, проведенные в седле и в пеших походах, он загорел до черноты и сбросил жирок, накопленный за годы спокойного существования.

— Выглядишь прекрасно, вот только волосы поседели, — отметил он.

Она слегка улыбнулась.

— Начала седеть еще до того, как ты уехал, — сказала она. — После смерти Джонни.

Джон кивнул.

— Я заехал навестить его могилу по пути домой. Хотел сказать ему, что вернулся. Я всегда обещал ему, что в следующий раз мы поедем вместе. Кто-то посадил там маленькие нарциссы.

— Френсис, — сказала она. — А когда вырастет вьюнок, она хочет посадить его рядом с могилой твоего отца, чтобы он обвил надгробный камень. Она сказала, они оба должны видеть его.

Они оставили возчика и помощника садовника разгружать повозку и рука об руку пошли к дому. Взойдя на террасу, Джон оперся на перила и осмотрел свой сад.

Клумбы перед домом сверкали цветом ранних тюльпанов, за ними в саду простирался ковер из желтых, белых и оранжевых нарциссов. Над ними на ветвях вишневых и персиковых деревьев начали проклевываться маленькие розовые бутоны. Ветвились мощные каштаны, на них набухали и лопались, вырываясь из бледно-зеленых чешуек, толстые клейкие почки.

— Как хорошо дома, — с удовольствием сказал Джон. — Что тут нового?

— Я тебе писала, что Кромвель распустил парламент и поставил армию управлять нами?

Он кивнул.

— Ну и как оно?

Эстер пожала плечами:

— Не знаю, как насчет всей страны, но у нас в Ламбете все идет неплохо. Теперь они выполняют работу мировых судей и делают это справедливо и непредвзято. Позакрывали много распивочных, а это только к лучшему. Строже теперь относятся к нищим, попрошайкам и праздношатающимся, а значит, улицы стали чище. Но налоги!