Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

Свои любимые мелкие вещи Эстер положила отдельно. Ее всегда влекла техника филиграни — сложная, требующая особого мастерства. Работы вышли на славу, что говорило о многогранности ее таланта. Тут была и элегантная табакерка в форме ореха с выдвижной чеканной крышечкой, и прекрасные солонки овальной формы, мерцающие россыпями сапфиров. Декоративные вставки выходили у Эстер особенно хорошо.

Когда все было готово, Эстер вышла на середину зала и окинула хозяйским взглядом всю выставку. Мысли ее унеслись в далекое прошлое. Она вспомнила, как много лет тому назад Джек Нидем впервые привел ее на выставку ювелирных изделий из золота. Она точно так же стояла посреди зала, широко открытыми глазами впитывая в себя безумную красоту, творение рук человеческих.

Ранним утром появился первый посетитель. Это был Джеймс. Эстер знала, что он придет первым. Через огромные двустворчатые двери, распахнутые перед ним двумя молодцами под стать дверям, высокими и широкоплечими, Джеймс ступил в холл и замер, очарованный. Восхищенная улыбка не сходила с его лица, пока он шел через весь зал к Эстер.

— Боже, какой сегодня счастливый день! — приветствуя ее, он склонил голову и, слегка сжимая пальцами ее ладонь, поцеловал руку.

— Ты самый желанный гость на моей выставке.

Он взял ее под руку, и они медленно пошли вдоль стеллажей. Джеймс с неподдельным интересом рассматривал ее работы и не скупился на похвалы.

— Знаешь, — сказал он как бы между прочим, — я давно уже подумываю о том, чтобы снова поселиться в Банхилл Роу. Что-то я стал здорово уставать последнее время. Хочу хотя бы на выходные приезжать в свой старый дом. Я в общем-то обосновался в другой деревне, но туда ездить становится с каждым годом все тяжелее. Дорога утомляет. Далековато. Что ты скажешь?

— Это же замечательно!

Эстер чувствовала себя немножко виноватой перед Джеймсом за Уильяма. Усадьбе Эшдейла давно уже не мешало вернуть настоящего владельца, к тому же Эстер было приятно, что они с Джеймсом смогут видеться гораздо чаще. Старая усадьба хранила за своими наглухо закрытыми ставнями тайну. В темноте ее комнат происходило движение, шла жизнь без ведома ее хозяев. Эстер считала своим долгом рассказать Джеймсу о том, что ей стало известно со слов Торнов. Выслушав рассказ Эстер о том, что Уильям и Сара использовали его дом как место своих тайных встреч, Джеймс только махнул рукой. Эстер считала, что она сама отчасти виновата, хранила ключи на видном месте, и Уильяму не составило труда выкрасть их и сделать дубликаты. Поэтому, как ни отнекивался Джеймс, но Эстер настояла на том, что заплатит за разбитое стекло и сломанный стул, кроме того, она распорядилась, чтобы слуги привели весь дом в порядок и постирали постельное белье.

— Я буду с нетерпением ждать твоего приезда, Джеймс.

— Значит, решено. Ну и прекрасно!

Зима в тот год выдалась холодная. Дороги намертво сковало ледяным панцирем. Старый дом и тот, казалось, съежился от холода. Сиротливо и неприветливо смотрел он своими заколоченными глазницами на голые деревья запущенного сада. Сразу после Рождества старая усадьба ожила. Засуетились слуги, наводя порядок к приезду хозяина. Джеймс приехал в первый же выходной. Позже он говорил, что просто не представляет, как он мог столько лет жить где-то в другом месте, клял себя на чем свет стоит за то, что не приезжал сюда раньше. Он удивлялся, как эта мысль не приходила ему в голову раньше, ведь столько воды утекло с тех пор, как забыта последняя размолвка с Эстер, и давно уже их отношения превратились в настоящую дружбу, которую он теперь ценил превыше всего на свете. Мертвое великолепие усадьбы не понравилось Джеймсу, и он решил придать ей ее первозданный вид. Были наняты рабочие, и несколько дней из усадьбы слышался стук молотков и визг пилы. Когда все работы были закончены, Джеймс пригласил Эстер на ужин. Это был первый вечер, который они провели вдвоем. Потом такие вечера стали обычным делом. Им было хорошо вдвоем. Время коротали за картами, играли в трик-трак, шахматы, переговорили обо всем на свете…

Эти вечера были для Джеймса отрадой. Здесь, в Банхилл Роу рядом с Эстер, он отдыхал душой от шумной и суетливой рабочей недели в Лондоне. Все реже и реже наведывался Джеймс в свой второй загородный дом. Сыновья уже стали на ноги, и он пристроил их в своей конторе, а Мэри, Мэри никогда не нуждалась в нем. Нет, отношения у них были самые дружеские. Они искренне радовались при встречах, вместе пили чай, поднимали бокалы за здоровье друг друга, но и расставались без сожаления, без лишних эмоций.

Как и предвидела Эстер, выставка имела шумный успех, и вскоре молва о ее мастерской облетела всю страну. Англиканская церковь с ее давними традициями, восходящими к средним векам, стала одним из главных заказчиков изделий ее мастерской. Джосс попал в свою стихию. Заказов на церковную утварь было очень много. Складные алтари, чаши для причастия, различные сосуды, оклады икон — всего и не перечислишь. Эскизы делала Эстер, а Джосс с утра до вечера колдовал в мастерской. Однако Эстер приходилось кое-что делать самой, когда заказы посыпались как горох, Джосс уже не справлялся, но тем не менее она строго придерживалась правила давать сыновьям возможность делать только то, к чему лежит их душа. Джонатан обычно занимался столовыми сервизами с вычурным и помпезным орнаментом или какими-нибудь уж очень изощренными украшениями, которые тоже делались по эскизам Эстер. К сожалению, ей приходилось в своих рисунках делать гораздо больше поправок в угоду вкусам клиентов, нежели самой Эстер того хотелось. Тем не менее, ей удавалось сохранить присущее ее стилю классическое композиционное построение и передать гибкость и подвижность формы, которую менее искусному мастеру достичь не удается.

Энн-Олимпия родила сына, которого назвала в честь отца. Вот уже несколько месяцев подряд она не появлялась в мастерской: то ходила беременная, то рожала, то кормила, однако мысли о мастерской не оставила. Вместе с ребенком она вынашивала и планы на будущее. На северной стороне дома стояла огромная теплица. Толку от нее все равно было мало из-за неудачного расположения, солнце редко сюда заглядывало, поэтому Энн-Олимпия решила устроить здесь свое рабочее место. Судьба ей улыбнулась, Джонатан на три дня уехал по делам в Лондон, и Энн переделала теплицу под мастерскую. Здесь было все, что нужно мастеру, от рабочего стола до всевозможных инструментов и горна. Пришлось просить отца помочь с деньгами, поскольку приданым Энн после свадьбы безраздельно властвовал Джонатан, и она уже не могла потратить ни цента. Доулинг-старший изменил свое мнение о зяте-лицемере, и чтобы ему немного испортить жизнь, подарил дочери легкую переносную наковальню, плавильные чаши, правочные молотки «пуансоны» и прочий необходимый для работы инструмент, который в достатке хранился в его кладовых.