Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

На следующее утро, едва Энн-Олимпия взглянула на сделанный Эстер эскиз, она сразу поняла, что этот заказ ей дали неспроста. Работа требовала высокого мастерства. Это был массивный серебряный письменный прибор с тремя изящными чернильницами, на каждой по резной крышечке, поднос для гусиных перьев, подсвечник и щипчики для снятия нагара. Энн-Олимпия, не мешкая, приступила к работе. Несмотря на грубость и неприветливость Питера, она чувствовала, что делает работу именно для него. Вскоре Энн-Олимпия так увлеклась, что позабыла обо всех своих неурядицах. Что-то напевая себе под нос, она с головой окунулась в таинство созидания.

Письменный прибор вышел на славу. Даже Эстер похвалила, а уж как Джонатан расхваливал, только один Питер едва кивнул. И тут галльский темперамент Энн-Олимпии дал о себе знать. Она так возмутилась, что едва не запустила в Питера тяжелым письменным прибором. Когда страсти чуть поутихли, она подошла к Питеру и хмуро спросила:

— Что мне теперь делать?

— А что бы ты хотела?

— Подносы.

Энн-Олимпия прекрасно понимала, что отнимает его хлеб, но все же сделала это ему в отместку.

— Хорошо. Эскизы вон на той полке.

Энн-Олимпия выбрала самый замысловатый рисунок.

Питер открыл сундук, где хранились заготовки, и выдал ей все, что нужно, после чего Энн-Олимпия гордо удалилась.

Джонатан, как ни тянуло его к роскошной жизни, был все же слеплен из того же теста, что и все Бэйтмены. Была в нем та же тяга, та же, быть может, преданность своему делу, трудовая жилка. Так же, как и его братья, Джонатан гордился своими работами. Все это, конечно, делало ему честь. Однако Эстер подметила, что с тех пор, как начала работать Энн-Олимпия, и их семья, естественно, стала получать большую долю из общей прибыли, Джонатан не упускал случая подтрунить над братьями по этому поводу. Однако сам по себе он парень неплохой, вот только, к глубочайшему, наверное, сожалению жены, в постели не так внимателен и точен, как за рабочим столом, и в результате Энн-Олимпия каждый год ходит беременная. Эстер все больше и больше уважала свою невестку. Энн-Олимпия никогда не жаловалась, как бы плохо себя ни чувствовала, никогда не увиливала от тех заказов, которые брала, как бы тяжела ни была работа. Один раз она даже сознание потеряла, так и рухнула, как подкошенная, прямо у стола. Складывалось такое впечатление, будто Энн-Олимпия вечно куда-то торопится. Нет, нет, конечно же, она ни с кем не соревновалась, просто в ней постоянно жила потребность доказать Питеру, что она достойна любого из Бэйтменов, и в первую очередь самого Питера.

С такими прекрасными работниками Эстер уже не беспокоилась за качество изделий, и поэтому сама занималась в основном подготовкой эскизов, хотя свой верстак никому не отдавала и частенько точила изящные безделушки.

Буквально в течение нескольких лет после выставки мастерская прочно стала на ноги. Дела шли с каждым годом все лучше и лучше. В семье рос достаток. Линни тоже стал получать не меньше, чем братья. Энн-Олимпия зарабатывала наравне с Джонатаном. Эстер вообще не понимала, почему женщина должна получать меньше мужчины, если они одинаково работают.

Эстер не стремилась разбогатеть. Конечно, совсем неплохо, когда дом — полная чаша. Она находила это приятным, но и только. В ее жизни не было ничего важнее дела. Уж кто-то, а Эстер могла отличить истинные ценности жизни от блестящей мишуры, чем, по ее мнению, и было богатство. Однако положение обязывало, и у Эстер, как и у ее сыновей, появился свой экипаж. Она завела чистокровных лошадей. В доме тоже многое изменилось. Во-первых, появилась новая мебель из престижного тогда магазина господина Чиппендейла, на окнах теперь висели шелковые занавески, и вообще во всем доме чувствовалась добротность и достаток. По совету Ричарда, который разбирался в драгоценных камнях как никто другой, Эстер купила себе кое-какие ювелирные украшения, неброские, но изумительно красивые, и надевала их в особо торжественных случаях.

По субботам, когда ей хотелось порадовать Джеймса, Эстер прикалывала к своему зеленому бархатному платью чудесную брошь с изумрудом. Они садились за маленький столик у камина и вместе ужинали. Свободное время Эстер все так же посвящала своему садику с лекарственными травами. Как-то у Джеймса начались рези в желудке, и Эстер сама приготовила ему настой из трав. Джеймса растрогала ее забота. Мэри, бывало, в таких случаях лишь похлопает по плечу, да скажет, что нужно больше бывать на свежем воздухе.

— Питер и Энн-Олимпия словно с цепи посрывались, ссорятся и ссорятся. Прямо не знаю, что и делать, — Эстер беспомощно развела руками. — Джонатан не встревает, только посмеивается втихомолку. Смех-смехом, но это уже переходит всякие границы. Кто же предполагал, что их междоусобица так затянется?

— Тут нет ничего удивительного, если твои предположения относительно их чувств имеют под собой почву.

— Ты знаешь, что интересно, ведь и ее к Питеру словно магнитом притягивает. Я тебе уже говорила об этом. За их враждой стоит нечто большее, какие-то незримые узы связывают их друг с другом. Энн-Олимпия, может, и сама не отдает себе в этом отчета, но она постоянно ищет его внимания, добивается его одобрения, хоть и делает вид, что ей это безразлично. Меня несколько смущает ее отношение к мужу. Она просто закрывает глаза на частые отлучки Джонатана. Такое впечатление, что ей все равно, чем он занимается в Лондоне.

Джеймс тактично промолчал. Всему городу было хорошо известно, что у Джонатана роман с замужней женщиной из высших кругов общества. Поговаривают также, что до нее у Джонатана тоже кто-то был. Что же, молодой человек обаятелен и при деньгах, грех не иметь успеха у женщин. Эстер, словно прочитав его мысли, подалась вперед и бесцеремонно щелкнула Джеймса по руке сложенным веером.

— Ты что-то приумолк. Думаешь, что я не знаю о его любовницах? Как бы не так! У меня тоже есть уши. Так что не стесняйся! Джеймс, мы ведь старые друзья. Если хочешь начистоту, то я вот что скажу. Нам с тобой остается только сожалеть о том, что Энн-Олимпия выбрала не того брата, а Питер поторопился со своей второй женитьбой. Если бы он хоть немного повременил, то все, может быть, сложилось бы иначе.

— Да, я полностью с тобой согласен, но тогда он был еще молодой — ветер в голове.

— Молодежь не очень-то прислушивается к советам старших, к тому же Бэйтмены все упрямые.

— И Энн у тебя такая же?

Эстер никогда не могла себе простить, что в горячке спора проговорилась, намекнула Энн на то, что догадывается о Мэтью Гранде. И как это ее угораздило? А Энн сразу смутилась, значит, Эстер попала в точку. Как глупо все получилось! После этого случая их дружба дала трещину, что-то сломалось в их отношениях, исчезла та невидимая ниточка, которая связывала их, несмотря на расстояние между Банхилл Роу и Йорком. Как просто все разрушить! Одна неосторожная фраза, и между двумя родными друг другу людьми вдруг возникает непреодолимая стена. Если бы Энн родила, то внук, пожалуй, примирил бы их. Но Дик с Энн, кажется, даже не думают обзаводиться детьми, точно так же как Питер с Сарой.