Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

Однажды утром в мастерскую примчался Линни и громогласно объявил:

— Новая эмблема готова, госпожа Бэйтмен.

Питер, стоя на лестнице, вколачивал последний гвоздь, когда Эстер вышла посмотреть. Наконец Питер закончил работу, проверил, надежно ли прибито, и спустился вниз. Лестницу убрали. Подперев руками бока, Эстер долго стояла и глядела вверх на новую вывеску мастерской. Ветер вздымал полы ее рабочего фартука и теребил тесемки на шляпе, но она, казалось, ничего не замечала.

— Да, замечательно. Просто замечательно, — наконец сказала она с нотками недовольства в голосе. Сама-то Эстер совсем не хотела менять вывеску, но рано или поздно это должно было случиться. Да и новая эмблема неплохо смотрелась. На ней был изображен один из изящных кофейников работы Эстер. Рисунок был сделан умелой рукой, а насыщенный глубокий цвет создавал иллюзию материальности и объемности. Сверху было что-то написано. Эстер догадалась, что это должно быть: Эстер Бэйтмен, мастерская по изготовлению изделий из серебра. Эстер выбрала нелегкий путь. Долгое время в ювелирном деле не существовало деления. Мастера-ювелиры брались за любую работу, по любому металлу. Для Эстер такая специализация была чревата последствиями, но это ее не страшило. Эстер хоть сейчас готова была дать бой традиционалистам. Порой она задумывалась, не сродни ли ее постоянная готовность рисковать, когда дело касалось бизнеса, тому, что проявилось сейчас в характере Уильяма. Может быть, она, Эстер, и передала ему эту тягу ко всему новому, и он, сам того не ведая, словно по зову сердца, начал искать и нашел свое призвание. Сколько она помнила Уильяма, он всегда питал особый интерес к работам по золоту.

С улицы донесся стук копыт. Эстер оторвала взгляд от новой вывески и посмотрела на дорогу. Это был господин Коккерил. У ворог он слез с лошади и поздоровался. Как радушная хозяйка, Эстер сразу пригласила его в дом, и они прошли в гостиную.

— Сегодня я последний раз проверяю вашу мастерскую, госпожа Бэйтмен. Мне дали новый район в Йорке. Я, знаете ли, там родился и вырос, и мне всегда хотелось туда вернуться. Так вот, я и приехал, собственно, чтобы поговорить об этом, если у вас, конечно, найдется для меня несколько минут.

— Конечно, конечно. — Эстер жестом пригласила его в кабинет, где сейчас обосновался Питер, у которого теперь было много работы. Он немножко разгрузил Джосса, взяв на себя деловые поездки. Такое перераспределение обязанностей устраивало обоих братьев: у Питера не оставалось времени на мрачные мысли, и Джосс больше бывал дома с семьей.

— Мы будем скучать без вас, господин Коккерил.

— Я надеюсь, не все, — он поерзал в кресле. — Я… приехал просить руки вашей дочери и хочу, чтобы вы благословили наш брак. Я понимаю, что у нас с Энн значительная разница в возрасте, но общность наших интересов дает мне повод надеяться на взаимность со стороны вашей дочери, к которой я искренне привязан.

Эстер совсем не ожидала такого оборота, но все равно несказанно обрадовалась. Конечно, необычно, что зять одного с ней возраста, но что ж, Коккерил человек добрый… Эстер благодарила судьбу за то, что в жизнь ее дочери вошла любовь — ведь это самое главное.

— Я благословляю вас.

Коккерил ушел за Энн. Чуть погодя они вместе вернулись в гостиную. Эстер не могла припомнить, чтобы видела Энн такой счастливой. К этому времени все уже были оповещены, работы прекратились, и вся семья собралась в большой комнате за столом, чтобы выпить чашку чая в честь такого знаменательного события. Странно, думала Эстер, они и благословение получили в той же гостиной, где встретились и полюбили друг друга.

Через месяц сыграли свадьбу, тихую и пристойную, как и хотели Дик и Энн. Гостей было немного: собралась вся семья Бэйтменов и несколько близких друзей Коккерила. Энн была в голубом. Этот цвет шел ей больше всего. Когда пришло время расставаться, Эстер и Энн обнялись. На секунду обе они растерялись, не зная, что сказать друг другу на прощанье. Смерть Джона настолько тесно сблизила их, что теперь они даже не представляли, как будут жить вдали друг от друга. Расстояние до Йорка приличное, не очень-то разъездишься в гости друг к другу.

— Всего тебе самого наилучшего, Энн. Будь счастлива! — сказала Эстер и махнула рукой.

— Спасибо, мама. — Энн в последний раз оглядела всех собравшихся и села в коляску, запряженную парой лошадей. Вскоре экипаж скрылся из виду.

Солнце село. Все разошлись по домам. Эстер вдруг впервые с щемящей сердце тоской подумала, что ее собственный дом опустел. Ее птенцы оперились и разлетелись кто куда, только на кухне хлопотала прислуга, но ни одной родной души не осталось под ее крышей. Эстер обхватила руками плечи и горько покачала головой. Рано или поздно родителям приходится с этим столкнуться, а Эстер еще повезло, у нее два сына рядом живут, не говоря уж о том, что она бабушка и три внука, унаследовавшие покладистый характер Джосса, будут ей на старости лет отрадой. Только сейчас Эстер почувствовала, как она устала за этот суматошный день. Она вздохнула и пошла спать.

Только отпраздновали свадьбу, как пришло новое радостное событие. Отменили ненавистную шестипенсовую пошлину на серебро. Теперь можно было вздохнуть свободно. Спрос на серебро поднимется, а мастерской Эстер проще будет конкурировать с растущей популярностью ювелиров Шеффилда. На радостях Эстер устроила вечеринку. Снова собралась вместе вся семья, пригласили некоторых друзей, промышлявших торговлей золотом.

И снова потекли размеренные будни. Эстер целыми днями пропадала в мастерской. Вечерами приходил Питер. Последнее время он стал появляться гораздо чаще, чем раньше. Видимо, одиночество начинало тяготить его, а пустой дом действовал угнетающе. После смерти жены именно в одиночестве он искал спасения. Питер жил памятью об Элизабет, в воспоминаниях о ней черпал целебную силу. Но время лечит любую рану. Остается лишь грусть… и Питер стал чаще приходить к матери…

Обычно Эстер сидела за столом и при свете свечи делала новые эскизы. Она никогда не считала свои вечерние занятия работой, так как это приносило ей удовольствие и снимало накопившееся за рабочий день напряжение. Питер в основном бездельничал, развалясь в кресле, или ходил по дому с трубкой в зубах. Говорили редко, только если было о чем. Он не хотел ее отвлекать.

Питер был у нее в тот вечер, когда Эстер закончила один из рисунков, который ей самой очень понравился. Этот эскиз доставил ей такое удовольствие, какое редко получаешь от своих работ. Эстер, не вставая с места, показала его Питеру издали. Рисунок, видимо, так заинтересовал его, что Питер тут же поднялся с кресла и подошел к столу, за которым она сидела. Некоторое время он молча рассматривал эскиз, потом, наконец, выпрямился и сказал: