Зия Самади - Избранное. Том 1

— Когда полностью освободим родину, говорите о «троне» или еще о чем хотите, и пусть будет по-вашему. А сейчас надо бросить все силы на разгром врага! — стоял на своем Ходжанияз, не очень любивший официальные торжества.

— Мы должны объявить народу, что ваше превосходительство стали президентом, — упорствовал Сабит. — Вам необходимо официально принять эти обязанности.

— Ну хорошо, только без излишних торжеств, не беспокойте народ.

— Пусть будет по-вашему, — согласился Сабит-дамолла.

Назиры во главе с Сабитом-дамоллой хоть и не стали, по желанию Ходжанияза, устраивать пышных торжеств, однако все вышли на улицу, встретили его с почестями и ввели в президентский кабинет.

— Ваше превосходительство хаджи, — обратился Сабит, когда все сели, — от имени присутствующих деятелей, а также всего народа поздравляю вас с сегодняшним благословенным днем, когда вы заняли президентское кресло!

— Будьте благословенны… благословенны! — встали все, поздравляя.

— Восточнотуркестанская республика с благотворного дня своего возникновения готова была принять ваше высокопревосходительство на почетный президентский пост. И вот сегодня мы достигли наших мечтаний. Да будет эта радость вечной…

— Аминь! — оборвал речь Сабита Хатипахун.

Более известные и более высокие по званию знатные ахуны с ненавистью посмотрели на него и сморщились.

— Если его высокопревосходительство господин президент позволит, — продолжал Сабит, — я представил бы опору нашей республики — министров-назиров.

— Хорошо, дамолла, пусть будет по-вашему, — разрешил Ходжанияз.

— Вот этот господин — назир внутренних дел, — Сабит показал на низкорослого хмурого человека.

— Знаю этого турфанца. Садись, брат, — улыбнулся Ходжанияз вставшему Юнусбеку.

— А вот наш военный назир Оразбек, — с особым ударением произнес Сабит-дамолла.

Оразбек вскочил, отдал по-военному честь. Вроде не было в нем ничего особенно примечательного, но лицо выражало какую-то бесстрашную удаль.

— Сколько у вас солдат? — Ходжанияз очень внимательно взглянул на Оразбека.

— Регулярных более трех тысяч, а если добавить добровольцев, то дойдет до шести тысяч, — четко ответил Оразбек.

— Маловато. Нужно больше. У Шэн Шицая и Ма Чжунина много солдат, и оружие хорошее.

— Под руководством вашего превосходительства мы конечно же создадим национальное войско, способное противостоять любым врагам. — Сабит-дамолла выразительно посмотрел на назиров.

— Да, так будет. За это нужно взяться всеми силами, — заключил Ходжанияз.

— Али-дамолла — назир финансов.

— Новые деньги выпускаете? — обратился Ходжанияз к Али, растерянно захлопавшему глазами.

— По указанию его превосходительства главного назира, господин.

— А дороговизна, я слышал, растет?

— Мы только начинаем заниматься финансовыми делами, — пришел на выручку Сабит-дамолла. — Условия военного времени подорвали наше хозяйство, и трудности с материальным обеспечением в самом деле большие.

— А господа пройдохи вздувают цены? — веско добавил Ходжанияз.

«Вай-вай! Вот это припечатал! — возликовал Заман. — На хаджи-ака нужно воздействовать народными жалобами». И он подтолкнул стоявшего рядом Сопахуна. А Гаип-хаджи злился: «За самое слабое место ухватил, бешеная борода! Кто его подучил?» И назиры пришли в удивление от таких вопросов.

— Нужно покарать обманщиков народа, несущего бремя войны! — подал голос Махмут Мухит.

— Есть еще поганцы, для которых личная выгода дороже свободы родины. Они замышляют даже вывезти свои богатства в Индию и Афганистан. Мы разрабатываем меры пресечения подобных нарушений и осуществим их после утверждения вашим превосходительством. — Главный назир сумел смягчить и этот вопрос. — Вот его святейшество — наш назир по делам религии и наследования имущества, — Сабит представил человека в длиннейшем халате, с огромной чалмой на голове.

— Мям-мям, — нарочито по-кумульски промычал Ходжанияз, — если все муллы начнут наворачивать на свои головы по такой чалме, то у нас не останется полотна на саваны покойникам!

Назир по делам религии, смутившись, опустил голову и съежился, будто весь ушел под чалму. А остальные назиры, одобряя простоватую, но острую насмешку Ходжанияза, многозначительно переглянулись. Гаип-хаджи беспокойно посмотрел в сторону президента: «Не так уж наивен этот горец, как прикидывался!» Заман склонился к Сопахуну: «Правильно поддал!» Хатипахун, с самого Кумула грезивший о должности назира по делам религии, думал: «Вот-вот, выкинуть бы этого тупицу с большой чалмой и малым умом да меня, бедного раба, туда бы с божьей помощью…»

— Гаипа-хаджи вы знаете сами. Он наш главный советник.

— Вот оно как, дамолла? — Ходжанияз пристально посмотрел на Гаипа: нос с горбинкой, красноватые глаза, грудь колесом, высок, по отношению к другим держится свободно, говорит легко. «Уйгур ли он?» — усомнился Ходжанияз.

— Садитесь, эфенди. Откуда вы родом? — деликатно спросил он, хотя до этого подобных вопросов никому не задал.

— Отец прирожденный кашгарец, мать из Диярбакри [29] Диярбакри — местность в верхнем течении Тигра. . Отец женился, когда совершал хадж — паломничество в Мекку, — быстро ответил Гаип-хаджи.

— Хорошо…

— Я горд тем, что являюсь воспитанником и помощником Сабита-дамоллы, — перебил Ходжанияза Гаип.

А в соседней комнате умилялся Сайпи: «Мой хозяин не то что прочие!»

— Остальных представлю вам позднее… А сейчас, если вас не утомит, я хотел бы осветить общее положение…

— Не к спеху, дамолла, — остановил Сабита Ходжанияз. — Я сегодня думал посмотреть на солдат…

Уже много суток подряд Заману никак не удавалось выспаться. Сегодня он направился в спальню пораньше. Его постоянный друг и спутник Рози куда-то ушел, разложив фрукты на низеньком круглом столике и оставив зажженную восковую свечу. Рози, похоже, ушел давно, потому что свеча оплавилась с одного бока и стала совсем коротенькой. В комнате сделалось дымно и пахло копотью. Заман поправил фитиль и задумался, стоя посреди комнаты. Кашгар для него был священным не потому, что он уйгур, а потому, что представлял доказательства исторической древности родной земли и обладал присущими уйгурскому городу особенностями. Со времени приезда сюда Заману некогда было даже голову почесать: помимо выполнения секретарских обязанностей, он читал народные прошения и жалобы, спешил довести их содержание до сведения Ходжанияза или Махмута и, получив ответ, передавал просителям. Когда в промежутке между делами выкраивалось свободное время, Заман торопился осматривать улицы, а в особенности памятники старины. И сейчас вот вдруг расхотелось спать, Замана потянуло на улицу, но, вспомнив о Розахуне, он остановился. «Странно, чем он занимается? Никогда не уходил, не предупредив…»