Зия Самади - Избранное. Том 1

— Правду сказали, Моллахун-ака. Виновен не один только Решитам, все мы не без греха, вай довва…

— Гази-ходжа поговаривает об уходе в Яркенд.

— Присоединимся к Шамансуру.

— На все божья воля, братец. Давай чуть приляжем, а то поясница разболелась, измотался я, — Моллахун постлал постель.

Они долго не могли уснуть. Тревоги и опасения мучили этих двух людей, особо преданных Ходжаниязу сподвижников, не заметивших, как очутились они в гибельном водовороте…

Тан! Тан! Та-тат! — раздались звуки выстрелов. Что это? То ли мачжуниновцы расстреливают разбредшихся по степи беглецов, то ли первые выстрелы ворвавшихся в Аргу преследователей?

Ма Чжунин еще в Аксу мечтал взять Ходжанияза живьем и после сражения приказал преследовать его. Если бы Ма Хусян не охотился за попадавшимися в пути беглецами он, наверное, схватил бы Ходжанияза еще перед Аргу. Кавалеристы Ма Хусяна приблизились к селению только теперь, они обстреляли передовые дозоры. Начальник сторожевого отряда, не разглядев в ночной тьме числа врагов, отправил к Ходжаниязу связного, а сам с пятьюдесятью бойцами встретил противника огнем и заставил остановиться.

Сопахун и Моллахун, выслушав связного, приказали собрать размещенных в домах солдат, разбудили спавших с винтовками в обнимку перед дверью Ходжанияза телохранителей и тихонько постучали. Ханум из Кучара то ли от страха, то ли по прихоти вскрикнула: «Ой, горе мне!» Ходжанияз спросонок поднял голову с подушки.

— Что, что случилось?

— Враги…

— Враги? — Услыхав голос Сопахуна, хаджи выскочил в одних подштанниках из-за двери. — Где враги? Чего стоите? Выступайте!

Не слушая Сопахуна, он вбежал в конюшню. Удивительно, что растерявшийся сардар не забыл прихватить из-под подушки маузер.

Телохранители уже выехали на конях за ворота. В это же время подоспели и остальные солдаты — кто на неоседланных конях, кто пешим. Мачжуниновцы тем временем ворвались в селение и приближались, не переставая стрелять.

— Сопахун, в заросли! В заросли! — скомандовал Ходжанияз и на неоседланной лошади выскочил во двор, заорал: — Эй, ханум из Кучара, быстрее!

Не расстававшаяся с драгоценной своей сумкой ханум выбежала во двор, Ходжанияз схватил ее, как коршун цыпленка, положил перед собой и поскакал на своем буром прочь из селения…

Солдаты Шамансура и Ма Цзыхуэя столкнулись возле селения Тазгун, в каменистой ложбине между Кашгаром и Янгисаром. Воины Шамансура залегли на восточном и южном откосах балки и ожидали подхода противника, приближавшегося с севера и северо-запада. От раскалившихся под южным знойным солнцем камней поднимался, словно жар из печи, горячий воздух. Лежавшие на солнцепеке бойцы исходили соленым постом, страдали от нестерпимой жажды. Заман со своей сотней расположился в самой первой линии. Кое-где здесь росли кусты барбариса, которые давали хоть какое-то укрытие. Заман распорядился отрыть окопы, проверил место каждого бойца, укрепил камнями подготовленные для защиты от вражеских пуль бойницы. Заботы нового сотника расположили к нему бойцов. Перед сражением Заман выделил Рози двух солдат, и они доставили из Тазгуна на пяти ослах воду в бурдюках. Заман раздавал ее только для питья — по норме.

Откуда-то появился Сайпи, подскакал к Заману на коне. Из-под широкополой шляпы с темной окантовкой текли по его бледному лицу капли пота.

— Вы приобрели профессию продавца воды, приятель? — едко улыбнулся Сайпи.

— Да-а, — холодно произнес Заман.

— Тогда продайте мне бурдюк воды.

— За перстень с вашей руки дам глоточек.

Сайпи рассмеялся и, словно дразня, поднес к глазам Замана засверкавший в лучах солнца перстень с рубиновым камнем.

— Ваша вонючая вода обойдется дороже яйца сказочной птицы анка!

— На таком солнцепеке не дешевле…

— Выходит, вы с берегов Или приехали сюда не воевать, а наживаться. Смотрите, приятель, как бы карманы не прорвались от тяжести золота.

— Золото копить — только вам одному?..

— Чего-чего? — перебил Сайпи и сразу сник. — Какое золото я накопил? Глаза раскройте, а потом говорите.

— Не смущайтесь, — как бы утешая, проговорил Заман, — вы же знаете, что шила в мешке не утаишь.

— Чем попусту болтать, дайте лучше бурдюк воды. — Сайпи жалел, что завел разговор о золоте, потому что и так подозревали, будто он скупает золото для Гаипа-хаджи.

— Вода — для бойцов. Не могу дать ни капли.

— Для нашего наставника…

— Для Гаипа-хаджи? Нехорошо получилось. Чем пить воду из вонючего бурдюка, пусть его превосходительство слижет жемчужные капельки пота с вашего лица, жажда сердца его утолится, Сайпи.

Воины громким хохотом оценили последнюю фразу Замана. Сайпи не нашелся, что ответить, Хлестнул камчой коня и, только отъехав, пригрозил:

— Припомнятся ваши слова!

Он ускакал прочь.

— Вай-вай… вот так погладили красивую куколку, — произнес Рози и, немного подумав, добавил: — Нажалуется Гаипу-хаджи, выйдет приключение…

— Пусть делает что хочет. Нигде от них покоя нет. Сами укрылись в тиши да в тени, а на поле боя хозяйничать лезут.

— Они, где вода сочится, язык подставляют.

— Взгляни, — кивнул на бойцов Заман. — Надо напоить их. Воду никому, кроме солдат, не давать.

— Хорошо, Заманджан. — Рози переполняло чувство собственного достоинства.

Враг приблизился. Шамансур приказал не отступать ни на шаг. Подобно волкам, обкладывающим овец в загоне, зажать врагов в этой горячей, как печь, балке и уничтожить. Вот и приходится терпеть мучения под раскаленным солнцем.

А Ма Цзыхуэй очень опасен. Он вышел из окружения и похож на зверя, вырвавшегося из железной клетки. Победа Ма Чжунина у Чокан-яра вдохновила его, придала воинственной уверенности. Перед началом сражения Ма Цзыхуэй убежденно сказал: «Время настало. Мы победим…»

— Прицеливайтесь, джигиты, не волнуйтесь, — обратился Заман к своим.

Солдаты Ма Цзыхуэя не стали занимать позиций, они с ходу пошли в атаку. Перестук кованых конских копыт по камням ложбины смешался с криками «Ша! Ша! Ша! Бей! Руби!» Полуголые, с повязанными вокруг голов голубыми лентами, солдаты Ма Цзыхуэя выглядели бесстрашными и грозными. Когда они достигли середины балки, раздался звонкий голос Замана:

— Стреляйте!

Застрочили — та-та-та-та-та! — удобно расположенные пулеметы, раздались прицельные залпы из винтовок, и вражеские солдаты, как подрезанные прутья, повалились с лошадей. Падали друг на друга кони, загораживали путь задним рядам. Наступавшие попытались пробиться вперед с обнаженными саблями, сгрудились в тесной балке, и воины Шамансура с высоких откосов повели такой губительный огонь, что, казалось, склоны обрушились на врагов, уничтожали их, и те, не зная, что делать — отступать или обороняться, — заметались в растерянности. Этим воспользовался эмир-сахиб Шамансур, он бросил в атаку конников резерва. Вырвавшись из зарослей кустарника и воздавая хвалу богу криками: «Аллаху акбар!» — они устремились на врага. Ма Цзыхуэй увидел, что сейчас будут истреблены на дне ложбины даже те солдаты, которые не расстроили своих рядов, и дал сигнал к отступлению.