Зия Самади - Избранное. Том 2

— Стой, старый пройдоха! Делай, что я скажу, иначе утоплю в реке!

— Сынок, Абдулгани! Я слушаю тебя, чего ты хочешь?

— Говори, что тебе надо? — спросил Хаким, не отводя глаз от дубинки.

— Бумаги на землю! — отрезал Гани.

— Какие бумаги? У меня нет никаких бумаг, они у лозун-бека!..

— Ах, нет?! — Гани размахнулся дубинкой.

— Постой, что ты? Зачем тебе эти бумаги?!

— Говорят тебе, вынимай! Или тебе жить надоело? Я сейчас одним ударом размозжу тебе твою паршивую башку!

— Постой, сынок, не бей, отдаст он, отдаст тебе эти бумаги, — стал умолять имам.

Хаким с отчаяньем взглянул на своих слуг, но те сделали вид, что не замечают этого, отъехали подальше от дубины батура. Делать было нечего. Скрипнув зубами, Хаким вынул из-за пазухи сверток и протянул его Гани:

— На, подавись!

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Гани, а потом добавил: — Но это еще не совсем все. Вон тех двух скакунов, которых ты ведешь в подарок китайскому чиновнику, чтобы он упрятал меня в тюрьму, я тоже заберу. Мне кажется, ты только зря потратишься.

— Вор! Грабитель!

Хаким захрипел, брызгая слюной. Для него эти два породистых скакуна были дороже тех бумаг, что отнял Гани. Но что мог сделать шанъё? Он представил, как тяжелая дубинка батура стремительно опускается ему на голову и раздается хруст лопнувшего черепа… А эти трое подонков трясутся от страха! И на дороге никого…

— Эй вы, давайте сюда коней! — крикнул Гани слугам. — Ваш хозяин дарит их мне!

Слуги молча подвели к нему коней, избегая испепеляющего взора шанъё. Им что, это не их кони. А может, даже и сочувствуют Гани в душе, продажные твари…

— Но и на этом мы с тобой еще не рассчитались, шанъё! — донесся до него голос Гани. — До следующего раза!

Гани поехал. Через мгновение Хаким, словно опомнившись от обморока, взвыл и помчался за батуром, на скаку умоляя оставить лошадей. Догнав Гани, бай перешел от мольб к ругательствам. В конце концов Гани это надоело, он с силой пнул бая ногой, и тот свалился с седла как мешок. Долго Хаким лежал неподвижно, наконец, поднял голову и выкрикнул проклятие вслед Гани. Но батур уже скрылся из виду.

Эту ночь Нияз-лозун провел у своей младшей жены Хавахан в квартале Карадон. У этого человека, предавшего свой народ и ставшего слугой захватчиков, не осталось настоящих друзей, близких людей. Оторвавшийся от своего народа лозун был далек и от национальных песен, музыки, игр и развлечений. Все это было ему чуждо. Его единственным развлечением стали азартные игры — одно из немногих «достижений культуры», которые завоеватели внесли в уйгурскую среду. Нияз-лозун прекрасно знал их все. Вообще он был мастером в трех «искусствах»: в пьянстве, разврате и азартных играх. От своего вожака не отставали в этом и его соратники, сопровождавшие его сегодня: Ма-лозун, переводчик, Давур-тунчи, Якуп-лозун и прихвостень Давура хромой Хашим, которому все равно с кем таскаться, лишь бы живот набить битком…

Играли в карты — и с таким азартом, что на выпивку с закуской почти не обращали внимания.

— Если и на этот раз проиграю, — сказал Нияз Давуру, — я твои карты разорву, запомни! — Ему крепко не везло.

— Подумаешь, что ты там проиграл. Крикнешь завтра — втрое больше принесут!

Полупьяные игроки рассмеялись шутке Давура, но Нияз так взглянул на них, что смех тут же замолк.

— Ставьте больше, Нияз-бегим, если на этот раз не выиграете, клянусь, я отрежу свое правое ухо и брошу на кон, — заподхалимничал хромой Хашим.

— Что ты там несешь, вонючий козел, — прикрикнул на него Нияз, — не верещи под руку, а то получишь!

— Хоп, бегим, хоп…

— Ах, собака, и опять не пришла карта!

— А ты выйди, проветрись. Успокоишься, может, судьба и переменится.

— А ты не хвастай, Давур! — вконец разорился Нияз. — Если я тебя не разорю сегодня — имя сменю!

— Ну давай, давай, посмотрим, кто кого разорит.

— В карты играть больше не буду, у тебя карты крапленые. Если играть, то в четыре альчика!

— Ну что ж, пусть будет по-твоему. А если и в альчики проиграешь, то за что возьмешься?..

— Сказано, не хвались раньше времени. А если и тут тебе проиграю, то жену к чертовой бабушке…

— Эй, эй, Нияз-бек! Давайте не будем так уж увлекаться!.. — придержал его до сих пор молчавший Ма-лозун.

— Сколько раз он клялся, а потом забывал, — шепнул Давур, но все его шепот услышали и рассмеялись. И вправду, Нияз-лозун, вскипев, всегда клялся прогнать прочь эту жену, но затем забывал о свой клятве… Сколько раз подобные шуточки оборачивались у «друзей» ссорой, порой доходило и до драки, но потом вновь сходились они вместе и вновь начинали игру.

— Эй ты, Хромой! Где ты?! — крикнул Нияз.

— Я здесь, бегим!

— Заверни угол ковра вон в том углу.

— Хоп, бек! — Хашим отвернул конец ковра в углу комнаты, прикрывавший ямку для игры в альчики.

— Имейте в виду, если поставите меньше ста лин пию [24] Лин пию — денежная ассигнация, примерно три с половиной рубля. , играть не буду, — предупредил Нияз-лозун.

— Ставлю двести, — бросил на кон бумажку Давур.

— Сто, — произнес Ма-лозун.

— И я сто, — добавил Якуп-лозун.

Игра началась.

— О аллах! — выкрикнул Нияз и, ударив себя в грудь, бросил альчики.

— О Жамшит! — воззвал к богу азартных игр Давур. Он перед броском сначала стукнул рукою об пол, а уже потом в грудь.

Нияз-лозун взвился, как мальчишка:

— Равная игра! Будем перебрасывать!

— Зачем? — спросил Давур. — Кто хочет продолжать, ставьте еще по сто!

— О Жамшит! — взвизгнул Нияз-лозун и бросил альчики. У него выпало меньше всех.

— Хо! — загалдели выигравшие. Нияз-лозун опустил голову. В это время кто-то сильно застучал в ворота. Игроки с тревогой посмотрели друг на друга. Нет, они не боялись, что их накроют за игрой — они сами были начальством, да и их начальство играло не хуже. Но пугало другое: времена смутные, того и жди, где-нибудь бунт начнется.

— Кто это там может быть в такой час?

— По пустякам не стали бы беспокоить, наверняка что-то серьезное.

— Опять?…

— Я пойду, гляну, — Давур, самый молодой из игроков, стал подниматься. Но в комнату рысью вбежал Хаким:

— О горе мне, Нияз-бегим! — кинулся он к лозуну.

— А, это ты среди ночи тревожишь меня и моих друзей? Что еще с тобой случилось?! Тьфу! Всю игру сбил!..

Хаким-шанъё растерялся от такой встречи и не знал что дальше делать. В душе он пожалел, что пришел к Ала байталу, когда тот в скверном настроении. Ему захотелось сейчас же уйти, но он не знал, прилично ли это, и пребывал в растерянности. При этом он стал вдруг очень похож на Ходжака. Такое же глупое выражение лица. Только что родинки на щеке не было.

— Ну, чего в рот воды набрал? Говори уж, если приперся. Чего еще у тебя стряслось? Может, на этот раз Гани у тебя жену забрал?