Эмилия Остен - Жена шута

Если она хочет, чтобы жизнь прошла не напрасно, чтобы стала хотя бы отдаленно напоминать о той, которую Колетт давным-давно придумала себе, она должна смириться с тем, что Ноэль становится для нее воспоминанием. Она ни разу не видела его после свадьбы и знала лишь от родственников, что он проводит много времени в деревне. Он не приедет за ней. Вся ее детская любовь – утренний туман.

Но если она туман, то где же солнце?..

Жаркие лучи погладили Колетт по щеке, когда карета повернула… и замедлила ход.

– Что такое? – спросил с неудовольствием Ренар.

– Не знаю. – Кассиан вдвинул клинок в ножны и положил шпагу рядом с собою на сиденье. – Может, те самые разбойники, которых мы поминали?

Граф привстал и выглянул в окно, затем громко хмыкнул.

– Нет, это не разбойники. Хуже.

– Что может быть хуже компании отъявленных головорезов? – удивился Кассиан.

– Баронесса де Левейе. У нее сломалась карета.

Де Аллат застонал, а Колетт лишь кротко вздохнула.

Вдовствующая баронесса Матильда де Левейе была заслуженной сплетницей при дворе Наварры; никто и ничто не могло избежать ее болтливого языка. Баронессе не доверяли тайн, однако она умудрялась узнавать о них непостижимыми способами, а что знала милая Матильда – знали все. У Колетт никаких тайн не водилось, и, наверное, именно поэтому она оставалась с баронессой в отношениях дальнего знакомства, не более. И хотя после скоропалительной свадьбы девицы из Ла-Рошели и богатейшего жениха в окрестностях именно Матильда первая перемыла все кости молодоженам, только разговорами дело и закончилось. А единственная всерьез обсуждавшаяся пикантная причина столь поспешного бракосочетания – предполагаемая беременность Колетт – теперь уже потеряла всякий смысл. Если бы баронесса узнала, что граф вовсе не навещает супругу по ночам, это могло бы стать темой разговоров, однако баронесса не знала. На Серафину можно положиться.

Зато другим повезло меньше, чем уважаемой чете де Грамон. Некоторые мужья с изумлением выяснили, что жены наставляют им рога, и с еще большим изумлением – с кем они это делают. Подробности мужских споров, тайные влюбленности и долговые обязательства – все это Матильда извлекала на свет с ловкостью ярмарочного актера. Поэтому многие сторонились ее, многие боялись. Ирония заключалась в том, что баронесса де Левейе являлась милейшей женщиной, искренне не понимающей, как она может навредить кому-то тем, что расскажет о его тайне.

Баронесса также присутствовала на прогулке у принца, однако покинула его еще до того, как Генрих пригласил Колетт пройтись по розарию. Сейчас Матильда стояла посреди дороги рядом с безнадежно скособочившейся каретой, одно из колес которой торчало под углом, и с надеждой смотрела на экипаж графа де Грамона.

– Ах, какое чудо, какое чудо! – ее высокий голос, ничуть не утративший с возрастом ни звонкости, ни теплых тонов, Колетт слышала отчетливо. – Мы спасены! Слышишь, Гильом? Спасены!

Гильомом, надо полагать, звали кучера, который прохаживался вокруг кареты, глядя на предательски вывернувшееся колесо, и задумчиво чесал в затылке. Из четверки лошадей одна отсутствовала, остальные заинтересованно тянулись мордами к обочине, пытаясь ухватить мягкими губами высокую траву.

Ренар обреченно вздохнул, крикнул своему кучеру, чтобы остановил лошадей, открыл дверцу и вышел.

– Баронесса, не стоит так расстраиваться, это всего лишь колесо, а добрые ангелы послали вам нас. – Он предложил даме руку и повел пожилую женщину к карете. – Думаю, вы не откажетесь от приглашения в замок Грамон. А потом, когда вы отдохнете, моя карета отвезет вас домой.

– Вы так любезны, граф, так любезны! – Матильда многое повторяла дважды, будто считала, что с одного раза собеседник ее не поймет. – Я отослала Луи – это мой грум – верхом в ближайшую деревню, но он ездит так медленно, а сегодня такая жара!

Колетт любезно приветствовала усевшуюся напротив баронессу, хотя и не считала ее общество особо приятным – возможно, потому, что они не были достаточно знакомы. Граф вернулся к сломанной карете и вполголоса дал какие-то указания Гильому, а затем возвратился и велел своему кучеру трогать. Из-за пышных юбок Колетт в не особо просторном экипаже и так было тесновато, а теперь стало еще теснее. К вечеру духота только усилилась. Колетт видела, что Ренар вновь побледнел после своей короткой прогулки, и рассерженно подумала, что сопровождать баронессу в карету следовало бы Кассиану.

– Я потому и отправилась домой – из-за жары! Даже напитки, что подавали у принца, были теплыми. Вы заметили? Невыносимо! И эти девицы на выданье, что осаждают его высочество, – ни стыда ни совести. Вы знаете, любезный граф, что эта мадемуазель де Жебрак имеет весьма сомнительное происхождение? Поговаривают, будто ее мать до свадьбы была влюблена в одного гасконского дворянина, а вы ведь знаете этих гасконцев – они способны даже Святую Деву сбить с пути истинного!

Кассиан хохотнул, а Ренар поморщился и ничего не ответил. Впрочем, баронессе ответы не требовались. Исчерпав свой запас возмущения, вызванного неприятным происшествием с каретой, она подобрела и перешла на более мягкий тон.

– …А эта печальная история, вы слышали? Милая девушка из семьи Мезьер была обещана престарелому де Тюрго, и вот за несколько дней до свадьбы Господь забрал его на небеса! Хотя говорили, что за грехи старик должен отправиться в ад, но этому я не верю. Он так ловко танцевал, я помню. Хотя бы за это ему нужно послушать ангельскую музыку. Так вот, он скончался, и теперь Мезьеры в панике. Наследство отошло внуку де Тюрго, который и слышать ничего не хочет об этом браке. А у Мезьеров огромные долги. Несчастные, несчастные!

Колетт порадовалась, что ехать осталось недолго: карета свернула на дорогу, ведущую к замку Грамон. Еще четверть часа, и можно будет отдохнуть в прохладной гостиной, выпить лимонада, пропуская мимо ушей болтовню баронессы, а затем распрощаться с нею и подняться к себе. Серафина приготовит ванну… да, ванна – то, что нужно после этого утомительного дня.

Карета вновь резко замедлила ход, и граф де Грамон сказал с плохо скрываемым недовольством:

– Если еще у кого-то слетело колесо, этот страдалец поедет на запятках.

Однако кареты были ни при чем. Послышался топот копыт, громкие голоса; один из них крикнул:

– Эй, сударь, попридержите коней! Эй, без глупостей!

Какой-то всадник в черном пронесся мимо окна, мелькнул широкий плащ, огненная конская грива. Карета встала намертво, и Кассиан с неуместной иронией в голосе заметил:

– А это, видимо, обещанные разбойники!

Колетт сидела, ничего не понимая, баронесса схватилась за сердце, а граф не тратил времени ни на стенания, ни на разговоры. Он стремительно наклонился, одним движением вытащил из-под сиденья плоский деревянный ящик, откинул крышку и извлек два пистолета – первый бросил ловко поймавшему Кассиану, а второй оставил себе. И когда распахнулась правая дверца кареты – как раз с той стороны, где сидел Ренар, – дуло пистолета глянуло открывшему в лицо.