Маргерит Кэй - Беспутный лорд

Но она постаралась отогнать эти мысли. Надо просто наслаждаться редким счастьем и пока забыть обо всем. И, повернувшись к Киту, присутствие которого рядом ее так волновало, стала расспрашивать о людях, ждавших их во Франции.

— Мы не можем знать наверняка, находятся ли они в условленном месте, — объяснил он. — Многое могло произойти. Ожидание длится иногда несколько часов, а один раз мы их ждали целую ночь. Пришлось сойти на берег, но Джон не выносит французской кухни! — Он рассмеялся, вспомнив лицо Джона, когда перед ним поставили тарелку с куском полусырого мяса, сочившегося кровью. — Сегодня мы должны взять на борт мужчину с дочерью. Имя его Рено. Мадам Рено казнили на гильотине, а месье Рено с дочерью сумели укрыться в Бургундии, в сельской местности. Он ученый, а про дочь известно только, что она молода и не замужем. И понятно, что теперь они бедны, потеряв все, но остались живы, и это главное. По крайней мере, были живы несколько дней назад, — прибавил он с горечью. — Даже сейчас, когда волна казней спала, преследования продолжаются, им будет нелегко добраться до северного побережья. Местность кишит шпионами.

— Но прошло почти десять лет после революции.

— Увы, десять кровавых лет. Но вспомните, террор развивался постепенно. И настоящая вакханалия началась после того, как лишились головы король Людовик и аристократическая верхушка, а менее знатные люди, к которым принадлежат наши протеже, могли затаиться и избежать гильотины. Месье Рено, с которым вы встретитесь сегодня, ученый, он не имеет высокого титула, но его жена была младшей дочерью герцога. Голубая кровь. И она первая поплатилась. Но если их найдут, они будут тоже казнены.

— Но разве во Франции не стало спокойнее с Директорией? [2] Директория — орган исполнительной власти Французской Республики по Конституции, принятой Национальным Конвентом в 1795 г. Они не стали более терпимы? И может быть, можно начать новую жизнь в своей стране, чем рисковать так, как они.

— Для некоторых это так. Но для тех, кто жил привилегированной жизнью, трудно будет приспособиться к новому режиму, тогда как в Англии они могут с гордостью носить свой титул.

— Но без средств к существованию… Титул не имеет значения, если ты беден. Насколько мне известно, лорд Рейзенби.

— А что вам, Кларисса, об этом известно?

Она пожала плечами:

— Мой отец был титулованной особой, и моя мать, оставшись вдовой, носит его имя. Но это ничего не значит, потому что он своей семьей был изгнан и лишен состояния. И временами мне так хотелось быть просто дочерью богатого купца, по крайней мере, мне бы не пришлось беспокоиться о том, как расплатиться с продавцом угля. — Вдруг вырвалось у Клариссы с горечью, и, тут же пожалев о своих словах, она постаралась смехом сгладить впечатление, надеясь, что он не придал им значения. Но напрасно. Он устремил на нее проницательный взгляд темно-голубых глаз.

— Вы хотите сказать, что вы высокого происхождения? И могу я поинтересоваться, как ваше имя, я имею в виду ваше настоящее имя.

— Вам придется удовлетвориться пока тем, что имя Кларисса — настоящее. Для нашего краткого знакомства этого достаточно. — Она решительно отвернулась от этого пронизывающего взгляда и стала смотреть на приближавшийся берег. — Вы говорили мне о месье Рено. Если сам он не титулован, а его бедная жена мертва, то какой смысл бежать в Англию?

Оставив попытки проникнуть в ее прошлое, потому что это привело бы к очередной лжи, он тоже стал вглядываться в берег, стараясь разглядеть цель их на значения — крохотную рыбацкую деревушку, где огонь на берегу должен был сказать им, что все в порядке.

— Такие, как Рено, бегут, потому что не уверены в будущем. Он, вероятно, боится за дочь и понимает, как все, кто хоть немного разбирается в ситуации, что во Франции еще очень неспокойно, а в Англии, даже если она станет врагом и начнется война, их не казнят. Но война скоро будет, поэтому мои путешествия на «Морском волке» заканчиваются. И я должен поискать себе другие приключения. — По его интонации можно было понять, что ему нелегко расставаться с этой частью своей жизни. Она не удивилась этому, успев почувствовать захватывающий вкус морского приключения на себе, и положила свою руку на его.

— Я понимаю, что вы станете скучать по этим путешествиям. Но вы будете помнить, как спасали людей, делали доброе и благородное дело. Разумеется, все эти несчастные так вам благодарны, и в Лондоне вы для них герой.

— Вы ошибаетесь, Кларисса, возводя меня в герои, — к нему вернулась его циничная усмешка. — Я спасаю этих людей вовсе не из благородных мотивов, а просто потому, что мне нужен риск и приключения, особенно если они приправлены опасностью. И мне безразлична их судьба впоследствии. Я не интересуюсь политикой, мне все равно, что станет с этой страной, так что не надо приписывать мне подвиги. Эти люди для меня просто запретный груз, как шелк или бренди.

А что касается тех, кого я спас, как только они покидают мое судно, они забывают о моем подвиге.

— Вы отрицаете, что проявляете благородство, потому что вам нравится слыть не героем, а распутным и равнодушным волокитой, лорд Рейзенби, о чем я вам уже говорила. — Она пылала от негодования, не хотела позволять ему так себя унижать. Он не законченный негодяй, и не важно, что пытается изобразить себя таковым.

— Так, значит, я снова стал лордом Рейзенби. Но вам лучше приберечь свои нотации, мадам, я их не терплю. И поверьте, никто не может относиться ко мне хуже, чем я сам. Вы скоро поймете, что я именно такой и никогда не стану другим.

— Вас не нужно переделывать, вы не так ужасны, как себя рисуете. Но я не так уж глупа. Вы не стали бы предпринимать эти опасные вояжи по морю, тем более подвергая вместе с собой опасности и вашего доброго Джона, если бы они не стоили того, и я не имею в виду шелк и бренди. Именно спасение людей имеет значение для вас, признаетесь вы или нет, но в своем сердце вы это знаете. А для этих людей вы, безусловно, герой, в этом я не сомневаюсь. Вам просто надо немного изменить о себе мнение.

— Вы верите в мое благородство, Кларисса, но в ущерб себе. Так что лучше поберегитесь и не надейтесь, что столь лестные оценки моей особы помогут вам обмануть меня. А теперь хватит разговоров, потому что впереди серьезное дело. Видите вон там, чуть слева, огонек, нас ждут. Вы только наблюдаете и ни во что не вмешиваетесь.

И он ушел к Джону, оставив Клариссу. Она была расстроена и обижена, но в то же время появилась безумная надежда стать той, что вернет ему веру в себя. Не переделать его, а именно повысить его самооценку. Она верит в него, и если бы не двусмысленная ситуация, в которой оказалась, доказала бы это.