Маргерит Кэй - Беспутный лорд

Он сел и огляделся. Его одежда была собрана и аккуратно повешена на стул. Но ее вещей не было. Может быть, она пошла в парк? Он вылез из кровати, набросил халат, прошел в свою спальню и позвонил, вызывая камердинера. Его охватило неприятное предчувствие.

Бесстрастное лицо Фэншоу только добавило тревоги.

— Молодая леди, милорд? Она покинула дом рано утром и отправилась в Лондон.

— Ты уверен? Но я отдал вчера строгий приказ, и моя карета должна быть готова только вечеру. Не верю, что они могли предоставить ей экипаж без моего разрешения.

— О, но она не брала ваш экипаж, милорд, не беспокойтесь, сэр.

— Проклятье, приятель! Меня не волнует карета, и если ты еще не понял, повторяю — я спрашивал о леди. Если она не брала экипаж, как она собиралась добраться до Лондона?

Фэншоу, служивший камердинером уже много лет, сохранял невозмутимый вид, лишь слегка вздернул бровь, что указывало на удивление такой обеспокоенностью хозяина. Он знал привычки милорда и помнил, что тот всегда рад был избавиться от леди утром, проведя с ней ночь. Он всегда предпочитал, чтобы они поскорее покинули его дом.

А Кит расхаживал по комнате, пытаясь сообразить, куда она могла исчезнуть.

— Кто-нибудь видел, как она ушла?

— Сейчас же всех расспрошу, милорд. Было слишком рано, но, может быть, кто-то из служанок видел. Вам подать горячую воду для бритья, милорд?

— Так иди и все узнай! Нет, подожди. Мне надо одеться, принеси воды, но сначала спроси.

Фэншоу удалился и вернулся через несколько минут с горячей водой и письмом на серебряном подносе.

— Молодая леди ушла часов в семь, милорд. Она спросила, где ближайший постоялый двор, и один из конюхов отвез ее до «Грин-Мэн», потому что ехал туда за кормом для лошадей. Но этот конюх, Джем, милорд, не видел, как она уехала оттуда. Она вам оставила это письмо, милорд. — Он протянул поднос.

— Ты что, не мог сказать сразу? Можешь идти, я сам побреюсь и позову тебя, если понадобишься.

Фэншоу ретировался, сохраняя невозмутимый вид. А Кит уже нетерпеливо срывал сургучную печать.

«Дорогой Кит, — начиналось довольно обычно, — я решила вернуться в Лондон, не откладывая отъезд. Выполнено условие сделки с моей стороны, и на этом наше приключение закончено. Больше мы никогда не увидим друг друга. Как и было предусмотрено…»

Именно так он и обещал сам вчера. Он сел, ошеломленный, чувствуя пустоту. Прошлая ночь все изменила. Она уехала, бросила его, не оставив ни адреса, ни надежды увидеть ее вновь. У него было такое чувство, что его ограбили. Или, вернее, чувство сиротства и одиночества.

Он вернулся к письму. Оно было кратким и никак не выдавало ее эмоций, она благодарила его за необыкновенное приключение и уверяла, что не станет искать встречи с ним. «Я никогда не стану искать встречи с тобой, и между нами не будет ничего в будущем».

Если он хотел сделать ее своей любовницей, она дала понять, что это невозможно. Она не приняла бы от него благодарности в виде денег или подарков — скорее швырнула бы ему в лицо. Хотя ее мольбы о гом, чтобы он оставил в покое Амалию, были, с его точки зрения, неуместны после прошлой ночи, она все же вскользь упомянула об этом. Но последние слова ранили больше всего: «Я хочу, чтобы ты знал, я охотно сама отдалась тебе, по своему собственному желанию. Мы заключили с тобой Договор, и таковы были условия. И тебе не в чем себя упрекнуть». Он сам не ожидал, что удар будет так силен.

Все стало ясно и прозрачно, как солнечный день. Она была девственница, во всяком случае, до прошлой ночи. Она говорила ему об этом с самого начала и повторяла потом не один раз, но он не слушал и не верил. И потом, уже насытившись, обессиленный взрывом страсти, он не удосужился, не попытался даже попросить прощения за то, что причинил ей боль.

Хуже того. Полный вожделения, он не слушал ее лепет о своей невинности и мольбы. Он обхватил голову руками и гнал от себя возникавшие в мозгу картины, которые ему подсовывала совесть. И даже застонал от отчаяния. Да что он за чудовище? Соблазнил невинную девушку, и она убежала от него, опозоренная, но не захотела его винить, просто выбросила из своей жизни, переложив все последствия на свои хрупкие плечи.

К кому она сможет обратиться, если он не только лишил ее девственности, но и оставил беременной. Он был беспечен, думал только о себе, но это было не похоже на него, так потерять осторожность. Впрочем, все, что происходило у него с этой женщиной, вообще было необычно. Вдруг попытался вообразить себе этого ребенка — плод любви. Девочку, с глазами как у матери, его чертами, ну и характер у нее будет! Опасная смесь, но как он станет любить ее. И она будет им помыкать.

Хватит, одернул он себя, напомнил, что никогда не хотел иметь детей, ни законных, ни побочных. Отогнав образ своей воображаемой дочери, вернулся к проблеме.

Но что ему делать теперь? Проклятье! Ехать за ней, но что он может ей предложить? Деньги, карт-бланш? Естественно, она возмутится. Сегодня же он поедет в Лондон и отыщет Клариссу. Он не хотел думать о том, что она не захочет его видеть. Просто скажет, что она может на него положиться, если ей будет нужна его поддержка. То, что произошло между ними, превзошло все его ожидания, эта женщина была равной ему и требовательной в страсти, нисколько не уступала ему, несмотря на отсутствие опыта. Их страсть была обоюдной и подлинной. Его совесть, дремавшая до тридцати пяти лет, внезапно проснулась.

После завтрака, который никак не улучшил его настроения, он велел подать карету и поехал в Лондон. В нем росло нетерпение, хотелось скорее отыскать Клариссу, он уже скучал по ней, хотя прошло совсем немного времени. Они провели вместе три дня, и он так привык к ее обществу, что она казалась неотъемлемой частью его жизни. Сейчас он был растерян и подавлен, было такое чувство, что он потерял частицу себя. Он не переставал думать о прошлой ночи. Он не испытывал в своей жизни ничего подобного, несмотря на его большой опыт и искусство тех женщин, с которыми он раньше занимался любовью. Она не уступала ему, если не превзошла его в любви. Надо отдать должное — она, конечно, сопротивлялась до конца, но когда поняла, что близость неизбежна, сама и охотно отдалась ему, это не стало насилием или соблазнением, тем более принуждением. Страсть между ними была подлинной, в этом он не сомневался ни минуты.

«Я охотно сама отдалась тебе, по своему собственному желанию». Эти слова непрерывно крутились в голове, но почему-то только усиливали его чувство вины.

Лучше бы она выплеснула обиду и негодование ему в лицо.

Вдруг снова возникли сомнения. Что, если это письмо лишь уловка, и очень умная ловушка? Не взывать к его совести, а сделать так, чтобы он сам помчался ее разыскивать и просить прощения, чтобы испытывал муки совести. Да, она рассталась с невинностью, но что, если поступила так в надежде компенсировать потерю браком с ним? Так его все-таки провели?