Софи Джордан - Скандальный брак

— А что, если его мать состояла в браке, — быстро вставила Эви, прежде чем отец смог переметнуться снова на сторону жены.

— Как это возможно? — возразила Джорджина. — Глупая девчонка, да ведь каждый знает, что Линни никогда не была замужем…

— А я, — выпалила Эви, прижимая руку к сердцу. — Что, если это буду я?

— Да! — Линни опять приподнялась на кровати. — Эви только возвратилась из Барбадоса. Никто не знает, что она была вынуждена отправиться домой после того, как тот ужасный человек напал на нее. Она может сказать, что встретила там кого-то, они поженились, и после его смерти она вернулась пожить со своей семьей.

— Абсурд. Кто поверит в подобные россказни? — Джорджина в раздражении скрестила руки на груди. — И зачем нам втягивать себя в такие неприятности, когда можно просто подкинуть ребенка в…

— Потому что он — наш внук, — прервал мачеху отец таким твердым и решительным голосом, которого Эви никогда прежде не слышала.

Джорджина моргнула.

— Генри, что ты говоришь?

— Это может сработать. Эвелина может вырастить ребенка. Как вдова, — под ворчание ее мачехи отец вручил Эви шевелящийся сверток, прошептав на ухо:

— Помни, ты сама сделала свой выбор.

Эви кивнула, в ее горле образовался ком, когда она внимательно посмотрела на ребенка, на которого она только что заявила права.

На руках у нее ребенок упокоился. Казалось, что его ясные темные глаза отыскали ее лицо, и замерли, вглядываясь в него со странной проницательностью. Словно узнавая ее.

— Но это же просто глупо! Если правда когда-нибудь выйдет наружу, мы все будем изгнаны из высшего общества, мы станем персонами нон-грата… В особенности ты, Эвелина. Тебе все время придется быть настороже. Никто не должен даже заподозрить, что нам есть что скрывать!

Эви коснулась щечки ребенка кончиком пальца, спрашивая себя, ощущала ли она когда-либо что-нибудь настолько мягкое, настолько чистое и невинное.

— Я знаю, что делаю, — прошептала она. — Или, скорее, она надеялась, что знала.

Ради всех них, она надеялась.

Крым, 1854 г.

Направив своего жеребца вниз в долину, Спенсер Локхарт бросился в атаку, и, вырвавшись впереди своего полка, помчался навстречу опасности, туда, где он последний раз мельком видел своего кузена за мгновение до того, как его строй исчез в завесе дыма и огня от разрывов артиллерийских снарядов.

Когда он спрыгнул с коня, горло перехватил спазм, но вызвано это было вовсе не пушечным дымом, скопившимся в воздухе.

Едва Спенсер коснулся земли, как воздух позади него содрогнулся от прогремевшего взрыва. Он быстро пригнулся, игнорируя стену из комьев земли, осколков и камней, медленно опадавшую вокруг него. Артиллерийские снаряды градом сыпались с неба. Вдруг его жеребец пронзительно заржал и, сотрясаясь в конвульсиях, рухнул на землю. Глаза животного закатились от дикой боли.

Спенсер поднял пистолет и выстрелил ему прямо в голову. Он сдержал накатившую волну скорби, которая уже начала охватывать его. Сейчас не время. Позже будет достаточно времени горевать о жеребце, который прошел с ним вместе через многие испытания за последние годы. Времени будет даже больше, чем достаточно, если он выживет.

Стиснув зубы, он вглядывался в землю вокруг себя, усеянную убитыми и ранеными солдатами, трупами лошадей, пока не нашел Йена. Перепрыгнув через бездыханные тела, Спенсер опустился на землю около кузена, используя павшую лошадь как прикрытие, все время помня, что он, как и оставшаяся горстка его почти истребленной бригады [1] Атака легкой бригады (The Charge of the Light Brigade) — катастрофическая по последствиям атака британской кавалерии под командованием лорда Кардигана на позиции русской армии во время балаклавского сражения 25 октября 1854 года, во время Крымской войны. Она вошла в историю так же благодаря поэме Альфреда Теннисона «Атака легкой бригады». , не что иное, как пушечное мясо для стрелков русской пехоты, перестрелявших их как куропаток.

— Йен! — он осторожно приподнял кузена, просунув под него руку.

Тусклый взгляд кузена остановился на лице Спенсера. Йен приоткрыл было рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого у него вырвался лишь кашель. Из его рта веером вырвались яркие брызги крови. Когда он наконец заговорил, его горло издало ужасный булькающий звук.

— Спенсер! Найди ее… Найди моего ребенка. Сделай все как надо, женись на ней.

Он говорил так, будто покидал этот бренный мир.

— Заткнись! — выдавил Спенсер, эмоции сдавили ему горло. Он инстинктивно пригнул голову, услышав характерный резкий свистящий звук. Еще одно пушечное ядро упало поблизости, взметнув в воздух фонтан из комков земли, осколков и пыли.

Когда он поднял голову, кровь залила ему один глаз, лоб саднило. Спенсер вытер лицо и подтащил кузена к себе вплотную.

— Мы выберемся отсюда, — его пальцы сжали плечо Йена. — Ты поедешь домой. — Тут он добавил другую ложь, еле выдавив из себя: — Линни ждет тебя, ты поедешь домой и женишься на ней.

От эмоций стало трудно глотать и даже дышать. Ничто не было так далеко от истины, но он должен был сказать именно это — как раз то, что… дало бы Йену хоть какую-то надежду. Заставило бы его цепляться за жизнь.

— Ты так думаешь?

— Конечно. Она любит тебя.

Йен отчаянно замотал головой из стороны в сторону.

— Я бросил ее. Я точно такой же, как Каллен или Фредерик. Я не заслуживаю ее. Я должен был жениться на ней… должен был дать ребенку свое имя.

— Ты не мог…

Йен с удивительной силой схватил руку Спенсера и притянул к груди.

Прищурившись от дыма и гари, Спенсер пристально вгляделся в лицо кузена.

— Найди ее, — хрипло выдохнул Йен. — И моего ребенка. Присмотри за ними, Спенсер. Защити их.

Спенсер кивнул.

Йен продолжил, его голос окреп.

— Дай мне слово, Спенсер.

— Оно твое. — Взглянув вниз, под их сплетенными руками, он увидел неуклонно растекающееся по груди кузена пятно крови, которой было уже так много, что оно казалось почти черным.

Пора было посмотреть правде в лицо. Казалось неправильным притворяться дальше. Йену осталось недолго жить на этом свете.

Спенсер стиснул их сплетенные руки.

— Я буду относиться к твоему ребенку как к своему. Клянусь тебе.

Йен откинулся назад на землю, обретя умиротворение в словах Спенсера. Не было никакого смысла напоминать ему, что все его письма Линни до единого остались без ответа. И что она вне всякого сомнения давно отказалась от Йена.

— Хорошо. Очень хорошо, — взгляд Йена все дальше устремлялся в пространство, словно он видел что-то через висевшую в воздухе мутную пелену дыма, гари и копоти.

— Скажи Линни, что я любил ее. Что умер с ее именем на устах.