Софи Джордан - Скандальный брак

— Нет необходимости сопровождать меня. Со мной все будет в порядке.

Румяное лицо миссис Мэрдок нахмурилось.

— Я позову мистера Мэрдока, нам может понадобиться…

— Я уверена, что нет нужды беспокоить мистера Мэрдока и отрывать его от рыбалки. К тому же, то, что он может поймать, будет нам на ужин.

И прежде чем миссис Мэрдок успела снова запротестовать, Эви развернулась и вышла из кухни, перешагнув через две узкие ступеньки, направляясь на первый этаж [4] Main floor — название первого этажа в жилом доме. . Она тихо прошла по потертой узкой ковровой дорожке, ведущей к гостиной.

Снаружи свистел ветер, становясь всё сильнее. Она запоздало подумала о том, что надо было одеть Николаса потеплее для прогулки к пруду.

Но эта мысль исчезла, стоило ей войти в комнату.

Худощавый человек стоял к ней спиной, глядя в окно на давно заброшенные угодья перед домом. Миссис Мэрдок не забрала у него темное теплое пальто, и его элегантность лишь подчеркивала запущенность ее гостиной.

Несколько мгновений она наблюдала за ним — высоким и импозантным — в тишине, уставившись ему в спину. С руками, сложенными за спиной, он казался ей твердым, как скала. Пытаясь сглотнуть ком в горле, она предположила, что, скорее всего, он здесь, чтобы собрать долги.

Она зашла в комнату, готовясь к неприятной задаче умолять и торговаться с джентльменом. Может, ему будет нужна хорошая швея или прачка? Или он питает нежность к тощим пастернакам? Она сдержала смех в пересохшем горле.

Она сдвинулась с места, по пути задев юбкой подлокотник кресла, так что раздался шелест. Пол заскрипел под ногами.

Он быстро и плавно повернулся.

Она открыла рот, чтобы заговорить, но застыла. Их взгляды встретились, она словно окаменела и перестала дышать. Глядя на его прекрасное лицо, она знала. Она поняла. Предупреждение, которое она чувствовала в дыхании того ледяного ветра, обрело совершенный, внушающий ужас смысл.

Кровь прилила к ее голове. Внезапно почувствовав головокружение, девушка потянулась и ухватилась за спинку соседнего кресла, чтобы не упасть на колени. О Господи.

Глядя в его лицо, она почувствовала так, что словно через окно заглядывает в будущее, которое наступит лишь через несколько лет. Видя лицо, так похожее на другое личико, только начавшее формироваться.

Молчание затягивалось. Он не говорил, доказывая, подтверждая ее опасения. Ее желудок задрожал, взбунтовался.

Это был он — ее самый страшный кошмар осуществился. Он не мог быть никем иным.

Единственный страх, который она подсознательно чувствовала все эти годы, стал реальностью, хотя она убеждала себя, что это маловероятно, невозможно.

Отец ребенка ее сестры, ребенка Линни — ее ребенка — стоял перед ней в ее гостиной.

Спенсер уставился на женщину, о которой Йен говорил до последнего вздоха, и почувствовал некую… тревогу. Неужели это Линни?

Он хорошо знал своего кузена, чувствовал, словно он сам себя похоронил рядом с Йеном несколько месяцев назад в Крыму.

Борясь за жизнь рядом со Спенсером, Йен говорил только о Линни Косгроув. Хотя он не получил от нее даже коротенького письма в ответ, чувства Йена не ослабевали. Спенсер никогда не понимал этого.

Сжав руки за спиной, Спенсер рассматривал эту представительницу слабого пола, женщину, совершенно очаровавшую Йена. Глядя в ее широко раскрытые глаза, он копался в своей памяти, вспоминая все, что он знал о любовнице Йена.

Возможно, что Йен никогда не упоминал цвет ее волос? Спенсер представлял себе длинные золотые локоны. Женщина средней привлекательности со светлыми прядями в каштановых волосах, с неаккуратными завитками, выбивавшимися из бесформенного узла на голове, не совпадала с образом, который он себе нарисовал.

Она не была ни высокой, ни низкой. Ее стройному телу не хватало выдающихся форм. Девушка перед ним напоминала ему турчанок, которых он видел в поле. Они тяжело трудились.

— Мадам, — он наклонил голову, приветствуя ее.

Она ничего не сказала в ответ. Ее нос и щеки раскраснелись. На подбородке виднелась грязь. Она носила старомодный фартук поверх платья настолько отвратительного, что он гадал, зачем она вообще надевала что-то поверх него, чтобы его не запачкать. Безобразная коричневая шерсть, выглядывавшая из-под фартука, годилась только для того, чтобы сжечь ее.

У нее были поразительные глаза. Слегка раскосые, похожие на ясные, голубые озера, эти глаза холодно созерцали его, словно он был букашкой, которую нужно соскрести с подошв ее ботинок.

Неопрятное создание перед ним выглядело совершенно уверенной в себе женщиной, зрелой и смелой, окидывая его взглядом своих пронзительных голубых глаз. Йен восхвалял ее ангельскую улыбку и очаровательную застенчивость, но в ней не было ничего божественного.

Возможно, материнство изменило ее. Или замужество, напомнил внутренний голос. Ее отец поведал ему, что она была вдовой. Правда это, или выдумка, чтобы защитить ее от бесчестия. Он подозревал последнее. Все равно, он мгновенно что-то почувствовал к ней.

Потому что она принадлежит Йену… принадлежала, быстро поправился он. Наконец, он встретился с ней — призрачной женщиной, заполнявшей мир Йена и, таким образом, Спенсера. Его чувства были связаны только с этим. Ничего больше.

— Я могу помочь вам? — спросила она, поднимая подбородок.

Бедно одетая, но, тем не менее, встретившая его с безрассудной смелостью, светившейся в ее глазах, она напомнила ему женщин, следовавших за их армиями. Испуганные, измученные существа, покорные, и в тоже время решительные, готовые сбросить свои юбки за полпенса и теплую кровать на ночь. Следовавшие за лагерем, готовые раздвинуть свои бедра ради гарантии пережить день.

Несмотря на свою злость на нее за то, что она не отвечала на письма Йена, то, что она напомнила ему тех жалких женщин, оставило неприятный вкус во рту. Несомненно, она пережила собственную битву.

— Сэр? — ее глаза наполнились голубым пламенем. — Кто вы?

Еще не готовый ответить, он пристально разглядывал ее, представляя ее без ее серого одеяния, как видел ее Йен — все гибкие линии и гладкую женскую плоть.

Откашлявшись, он попытался избавиться от внезапного напряжения. Конечно, ему нужна женщина. Он не утолял свою жажду неделями, скорбя по Йену и посвящая все свое время делам по продаже офицерского патента и возвращения домой.

Он вспомнил девушку-служанку в гостинице, где провел прошлую ночь — вспомнил приглашение в ее глазах. Он не должен был уезжать немедленно. Задержка на ночь не повредила бы. В конце концов, он не спешил в семейное поместье. Принять на себя обязанности. Войти в светское общество.