Патриция Поттер - Серебряная леди

Солнце, превратившееся в огнедышащий шар, медленно тонуло в океане. Темно-синее небо уже кое-где было тронуто мягкими пастельными красками, сиреневыми и фиолетовыми, которые скоро превратятся в зловещие багряно-пурпурные тона.

Марш протянул Каталине бокал шампанского, и, приняв его левой рукой, женщина сделала первый глоток. Рука ее задрожала, неожиданно задрожала и суровая длань Марша. Каталина провела языком по губам, собирая капельки шипучей влаги. Маршу хотелось поцеловать ее прямо в губы, но он чувствовал, что не сможет ограничиться одними поцелуями. Кроме того, он боялся причинить ей боль. Он прекрасно знал, как болезненны такие раны, и сожалел, что удар ножа пришелся не по нему. Он был бы рад страдать вместо любимой.

Марш пригубил шампанское. Великолепно! Никогда напиток не казался ему таким превосходным.

Марш взглянул на Каталину, она на него… Когда стало невыносимо трудно сдерживать безмолвную страсть, Кантон пододвинулся ближе к женщине и обнял ее за талию.

— Вы прекрасны, мисс Кэт.

Бокал задрожал в ее руке. Близость Марша всегда рождала дрожь в Каталине. Как ей вынести это волнение, если он так близко, а она так хочет его?! Каталина сделала еще глоток, всем телом чувствуя его тепло и уют, который он дарил ей.

Лучи солнца расписали небесный свод красками, названий которых нет в человеческом языке. Люди плохо понимают язык неба. Искрящийся золотой пучок света прорезал небосвод, оставляя за собой ярко-красный хвост, и вдруг, как бы специально для них, уходящее солнце вспыхнуло в последний раз и скрылось в океане, и только светящаяся водная гладь осталась на память о солнце как напоминание о его грядущем возрождении.

— Сестра научила меня любоваться рассветами, — зачарованно прошептал на ухо Каталине Марш, — и очень расстраивалась, если я оставался равнодушным. И теперь, после ее смерти, когда солнце встает, я всегда вспоминаю Мелиссу.

— До сих пор?

— Да, я до сих пор думаю о ней, — печально ответил Кантон, — но мысли мои о сестре светлы. У нее был чудесный, сладостный голос, чистый, как колокольчик. Я часто аккомпанировал ей на пианино.

— Как ты научился так виртуозно играть?

— Ну хоть что-то я должен уметь делать, — улыбнулся Марш. — Моя мама была превосходной пианисткой и научила меня играть классику еще в детстве. Кроме того, я умел подбирать мелодии по слуху. До «Славной дыры» я вообще не играл, а здесь музыка вернулась ко мне. Похоже, она жила во мне, затаившись, дожидаясь своего часа.

Марш нагнулся и поцеловал Каталину в ушко.

— Я люблю тебя, Кэт.

Он и сам не думал, что может когда-нибудь выговорить эти слова, и вот они излились из него совершенно свободно. Каталина изменилась в лице. Даже в сумерках это было хорошо видно. И бриллиантовые искры потухли в глазах.

— Ты должен знать…

— Все, что я хочу знать, я знаю.

— Нет, — сказала Каталина и зажала Маршу рот ладошкой. — Сперва выслушай меня. Я не успокоюсь, пока ты не узнаешь все.

Он понимал, чего она хочет. Каталина не осознавала, что он уже ей все простил. Он и сам долго был в подобном положении, когда десятилетиями носил в себе свою черную тайну, которая разъедала его изнутри.

— Я была рождена в борделе, — монотонно начала она. И Каталина рассказала ему свою историю своими словами. И добралась уже до Бэна Эбботта.

— У Бэна был туберкулез. Здоровье его ухудшалось день ото дня, — голос ее дрогнул. — Он сказал, что хочет завещать мне все имущество, но для этого надо было пожениться, так как у него были братья и сестры, которые могли оспорить завещание. Сначала я не соглашалась, это походило бы на то, что я смирилась с его скорой смертью, но он настаивал. Через семь месяцев после бракосочетания он умер, — женщина прикусила губу и взглянула на Марша. — Годы с Бэном были наградой за все предшествующие, лучшим, что я изведала в жизни, но Джеймс испортил и это. Получается… у меня было два мужа.

Марш погладил ее руку.

— Но ведь ты не знала…

— Что я не была убийцей, хотя бросила человека подыхать, — мрачно закончила Каталина. Марш сменил тему.

— Как ты попала во Фриско?

— Я знала, что серебряные рудники скоро закроются, и мне хотелось попасть туда, где меня никто не знал, и начать все сначала. Во-первых, я хотела управлять салуном, во-вторых, я всегда стремилась жить возле океана. И все вокруг говорили, что Сан-Франциско — молодой, разрастающийся город, в котором деньги имеют большую силу, чем прошлое.

— Вот, значит, как появилась Ледяная Королева… — задумчиво произнес Марш.

— Потом… я выдумала себе… погибшую любовь. Это мне очень помогло, — продолжала Кэт. — Я отменная лгунья.

— Ты сделала то, что должна была сделать, — мягко прервал ее Марш. — Я даже не могу представить себе, сколько силы понадобилось тебе, чтобы выжить и более того — добиться успеха.

— Марш, а ты уверен… уверен ли ты, что, взглянув на меня однажды, не увидишь во мне Лиззи Джонс?

— Лиззи Джонс я вижу перед собой сейчас и восхищаюсь ею больше, чем кем бы то ни было в жизни.

Маршу очень хотелось, чтобы Каталина ему поверила.

Кэт замолчала. Она обдумывала и взвешивала его слова, как привыкла обдумывать и взвешивать все на свете.

Марш надеялся, что когда-нибудь она перестанет это делать.

— Но… есть… еще кое-что, — печально сказала женщина. Он ждал.

— Однажды у меня должен был родиться ребенок. По указанию матери меня усыпили, а когда я очнулась, его уже во мне не было. Долгое время я хворала и больше уже не могла забеременеть. Я думаю, что у меня никогда не будет детей.

По тому, как горько она это произнесла, Марш понял, что она очень хотела оставить ребенка. И он возненавидел то безликое и бездушное существо, которое называлось ее матерью.

Марш сжал руку Каталины. Сколько силы в этой женщине! Вся она переполнена любовью. Теперь он понимал, почему Каталина с таким сочувствием отнеслась к Молли. Как только женщина позволила своей любви выплеснуться наружу, та хлынула потоком, и сейчас ее любовь походила на критическую массу воды, перекрытой плотиной. Марш почувствовал прилив нежности к Кэт и подумал, не подойдет ли сравнение с водой и к его состоянию?

— Дорогая, — тихо сказал он, — я думаю, ты могла бы заботиться об очень многих людях. Вспомни, о чем тебе рассказывали Девро, — он помедлил и добавил:

— И обо мне тоже вспомни.

Прижавшись к Кантону, Кэт сжала в руках его руки. Он знал, что сказал все правильно. Он баюкал ее в своих объятиях, голова возлюбленной легла ему на грудь. Сердце его билось любовью к Каталине. Нежностью и глубокой, искренней гордостью за женщину, которая никогда не сдается, которая противостоит житейским неурядицам, способным сломить любого силача.