Патриция Поттер - Звездолов

Эберни внимательно посмотрел на юношу.

— Спасибо тебе, сынок. Тот кивнул:

— Благодарю за честь, сэр. Но со мною были и другие.

— Да, конечно, — согласился граф, — но, если бы ты не взял решение на себя, Синклер убил бы ее. Я в долгу перед тобой — и перед твоим братом. — И снова перевел взгляд на маркиза. — Я напрасно винил тебя, — признал он и тут же, будто оправдываясь, прибавил:

— Но я имел на то причины.

Патрик с беспокойством взглянул на своего отца. Тот не ответил и не двинулся с места. Долго он стоял, неподвижный, как надгробная статуя, только челюсть ходила из стороны в сторону да дергался кадык, когда он раз за разом с трудом сглатывал комок в горле. Все в зале, даже Синклер — Патрик отлично видел это, — затаили дыхание. Минуты ползли одна за другой, и он начинал уже сомневаться в благополучном исходе встречи. Неужели все их с Гэвином старания впустую?

Наконец, когда всеобщее напряжение стало невыносимым, а пальцы Марсали совсем больно стиснули руку Патрику, его отец степенно откашлялся и спросил:

— Как… как там Маргарет?

По залу пронесся громкий вздох облегчения, и Патрик почувствовал, как страшная тяжесть сползает с его плеч мало-помалу, — не в последнюю очередь потому, что и Марсали ослабила свою мертвую хватку.

— Она еще слаба, — отвечал Эберни. — И очень исхудала. Ее поили какими-то травами — видимо, валериана и хмель, нечасто, как говорит она, но достаточно, чтобы сделать ее безучастной к собственной доле. Разумеется, она выздоровеет — во всяком случае, телесно. Насчет ее духа я не могу быть так же уверен. Два года она жила, веря, что ты заточил ее, потому что думал, будто она тебе изменила, и не мог выносить даже ее вида. Так ей говорили.

Маркиз порывисто выпрямился и встал во весь рост.

— И она поверила такому обо мне?

— Ты о ней и не тому верил, — гневно отрезал Дональд Ганн. — А она была ни в чем не виновата. Вот, гляди. Я привез этого выродка, чтобы он сам рассказал тебе, что натворил.

Хирам и Руфус волоком протащили Синклера через зал и швырнули на колени у ног маркиза.

— Расскажи ему, — приказал Эберни, — расскажи маркизу Бринэйру все, что рассказал мне, или, богом клянусь, висеть тебе на дыбе, а потом тебя четвертуют у нас на глазах.

Синклер взглянул на графа, и у Патрика стало горько во рту — так униженно-труслив был этот взгляд. Эдвард Синклер опозорил свой клан, Хайленд, всю Шотландию.

— Вы клялись… — начал он.

— При условии, что ты все расскажешь, как было, — перебил его Эберни.

— Леди Маргарет во время прогулки верхом встретила человека по имени Фостер, — начал Синклер тусклым, безжизненным голосом, глядя в стену. — Он заманил ее в вашу охотничью хижину, говоря, что имеет вести о Патрике Сазерленде, но не хочет беседовать там, где его могут увидеть с супругой лэрда. Она поехала с ним, и он сказал ей, что ваш сын в плену, а она может помочь ему.

Вдруг он осекся — потому, видимо, что увидел, как исказилось от внезапного прозрения и гнева и без того уже устрашающе грозное лицо маркиза.

— Дальше, дальше, — процедил Эберни. Синклер покосился на него и без особого воодушевления продолжал:

— Ваш сын в драке перерезал Фостеру горло и бросил его, полагая, что тот мертв. Фостер поклялся отомстить ему, но, поскольку найти его не мог, решил обратить свою злобу против семьи Патрика Сазерленда. Он пришел ко мне и предложил план… для осуществления которого я предоставил ему помощь. Он рассчитывал насладиться местью, а я — завладеть вашими землями, когда вы и Ганны разобьете друг друга наголову. Ваша супруга была средством, с помощью коего мы намеревались разжечь вражду между вами. — Он шумно втянул в себя воздух. — Леди Маргарет не знала, что я участвую в этом замысле. С нею работал только Фостер. Он говорил ей, что за вашего сына требуют выкуп, но если об этом узнает маркиз, то скорей пойдет войной на похитителей, чем заплатит хоть пенни, а сына его тогда убьют. Она верила каждому слову, она принесла в хижину все свои драгоценности, чтобы заплатить выкуп. Вот об этих-то встречах вам и рассказывали.

Старый Сазерленд весь затрясся — и Патрик знал, что то не была дрожь старческого бессилия.

— Видишь, Грегор? — вмешался Эберни. — Она поверила в эту гнусную ложь, боялась, что Патрик погибнет, если она скажет хоть слово, и молчала, даже когда ты обвинял ее в неверности. Помнишь, мы столько времени ничего не слыхали о Патрике, что все беспокоились, не погиб ли он. Когда этот ублюдок Фостер наплел ей, будто знает, где Патрик, она понимала, что ты отправишься выручать его с оружием в руках. Она боялась за жизнь твоего сына — и за твою тоже. И вот попыталась уберечь вас обоих, купив его свободу ценой своих украшений. Может, она поступила не слишком умно, но ты… Грегор, ты — неразумный человек.

— А ты-то сам? — сверкнув глазами, воскликнул маркиз.

Но Патрика не встревожил его сердитый тон: отцовские яростные отповеди в последние годы стали привычкой; так спорят с давним противником. Или со старым другом.

— И я, — серьезно кивнул Эберни. — И сожалею об этом больше, чем могу выразить словами.

Отец остро взглянул на Синклера.

— А свидетели, которые приходили тогда ко мне? Те, что говорили, будто видели, как моя супруга входила в хижину?

— Фостер им хорошо заплатил, — ответил пленный.

— Когда она покинула Бринэйр, — вступил граф, — в то самое утро, когда пропала, она собиралась встретиться с Фостером и передать ему драгоценности. Но на нее напали какие-то люди в масках. Она так и не узнала, что отвезли ее в Крейтон; они сказали ей только, что их нанял ее муж, — и она поверила.

Маркиз перевел взор с Эберни на Синклера, а затем уставился в пол.

— А я, когда хватился и не нашел этих драгоценностей, — произнес он еле слышным, каким-то надломленным голосом, — то подумал: значит, точно она сбежала с… — И закрыл руками лицо.

Патрик слышал в отцовском голосе тоску и горечь — и только теперь понимал, что Грегор Сазерленд, его отец, действительно любил Маргарет; не настолько, увы, чтобы доверять ей. Он посмотрел на Марсали — в ее глазах дрожали не успевшие пролиться слезы — и мысленно поклялся никогда не совершать подобных ошибок.

Меж тем отец поднял голову, вперил белый от ярости взгляд в Синклера, вытащил из-за пояса кинжал и, прихрамывая, пошел прямо на скорчившегося на каменных плитах пленного. Патрик поспешно выступил вперед и заслонил Синклера своим телом.

— Он не стоит твоего кинжала.

Сын и отец стояли теперь друг против друга, и у старшего от бешенства лицо покрылось красными пятнами.

— Отец, не делай этого, — мягко промолвил Патрик. — Граф Эберни обещал Синклеру, что его не убьют, если он скажет правду.

Тот покосился на Эберни.