Сьюзен Виггз - Огненный рай

— Что это? — спросила она.

Он поставил бокалы и убрал письмо.

— Письма. Вот, возьмите бокал.

Бетани отпила глоток.

— Адресовано Английскому банку. Разве Систоун имеет дела с этим банком?

— Это личное письмо, дорогая.

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Расскажите, каково финансовое положение поместья?

Ставшее хмурым лицо капитана подсказывало ей, что ему не нравится, когда женщина интересуется деловыми вопросами, но ее твердый взгляд говорил, что она намерена постоянно интересоваться всем, что касается наследства ее сына. Дориан вздохнул.

— Я уволил Барнэби Эймса.

Выражение ее лица сразу стало мрачным.

— Он проработал здесь много лет, знал толк в лошадях, почти как… — И замолчала, поднося бокал к губам. Дориан болезненно воспринимал всякое упоминание об Эштоне.

— Подозреваю, что Эймс связан с мятежниками, — объяснил Дориан. — Не потерплю предательства на моей… в Систоуне.

— Кажется, человека нанимают в соответствии с его умением, а не убеждениями.

Снисходительная улыбка появилась на его лице.

— Вы очаровательно наивны, моя дорогая. Но теперь это уже не имеет значения, дело сделано — уже приобретен другой работник на Спринг-стрит.

— А как его зовут?

— Полагаю, можно называть Уинслоу, поскольку он принадлежит теперь Систоуну.

Глаза ее вспыхнули, когда поняла, что он имеет в виду — невольничий рынок находился на углу улиц Милл-стрит и Спринг-стрит. Она схватилась за край письменного стола и перегнулась через него.

— Он африканец?

— Да. И очень хороший работник, но находился в бегах и его схватили несколько недель назад — слонялся по Бристолю. Буду присматривать за ним и куплю еще несколько негров.

Бетани стукнула по столу кулаком, разбросав документы и пролив из бокала вино.

— Нет. Вы не станете этого делать — я запрещаю. Семья Уинслоу никогда не использовала рабский труд и не будет этого делать в будущем.

Его улыбка стала натянутой.

— Бетани, будьте же практичной — мы сэкономим на этом целое состояние. Состояние вашего сына.

— Я не позволю, чтобы Генри стал рабовладельцем. Сделаю все, чтобы сын знал: человек не имеет права лишать свободы другого человека. Придется оформить этому работнику, купленному вами, документы об освобождении и платить зарплату.

— А как насчет денег, уплаченных за него?

— Считайте это платой за урок, который вы получили.

Она поставила бокал и вышла из комнаты.

Все еще продолжая злиться, Бетани после обеда направилась в конюшни взглянуть на человека, которого купил Дориан. Подняв щеколду, распахнула дверь и в вечерних сумерках разглядела стройную, прямую фигуру и красивое темное лицо. Оно было ей знакомо.

— Джастис Ричмонд!

Негр прищурился.

— Значит, это вы моя новая хозяйка.

Бетани нахмурилась. Он выговаривал слова с сильным южным акцентом. Вдруг ее осенило, что он шутит, изображая покорного слугу.

— Буду твоей хозяйкой, если согласишься у меня работать, Джастис. — Улыбнувшись, она протянула ему документ, составленный после обеда. — Отпускаю тебя на волю, отныне ты свободный человек. Если останешься здесь работать, стану платить зарплату. А вздумаешь вернуться к Гарри — тоже пойму.

Изумление отобразилось на темном лице.

— А что у вас за работа?

Она на мгновение задумалась.

— Фелиция говорила, что ты плотник.

— Умею держать топор и молоток в руках.

— Заплачу дополнительно, если поможешь восстановить летний домик, сгоревший во время погрома. Дориан восстановил все разрушенное той декабрьской ночью, но не хочет браться за летний домик, демонстрируя свое неприятие благотворительной школы. — Бетани кивнула в сторону обгорелого дома, стоявшего на краю обрыва. — Хочу превратить его в школу — у меня учатся несколько детей из Ньюпорта.

Джастис Ричмонд взглянул на бумаги об освобождении, подписанные юристом, а затем снова на Бетани.

— Я не стану строить школу за деньги.

Она разочарованно взглянула на него: англичане забрали всех плотников на строительство гарнизонов и земляных работ, так что ей не удастся найти никого, кто бы взялся за ремонт. Джастис взглянул на нее и рассмеялся:

— Только не за деньги, миссис. Хочу нечто большего — научите меня читать.

Радость охватила ее.

— Договорились, — объявила она и уперла руки в бедра, продолжая улыбаться, а обернувшись, увидела стоявшего в дверях Эштона и Генри, державшего отца за палец. Эштон поздоровался с Джастисом, и тот сразу же пошел по тропинке к летнему домику.

Стоявший в стойле Корсар приветствовал хозяина, кивая большой черной головой, но Эштона сейчас не интересовала лошадь — он внимательно разглядывал Бетани, покрасневшую под его взглядом.

— Здравствуй, Эштон.

— Здравствуй, детка. — Для него стало привычным делом сдерживать свои чувства, но сейчас он расслабился, взял ее руку и провел пальцем по ладони — такие прикосновения всегда вызывали в ней ответные чувства. — Слышал, слышал твой разговор с Ричмондом. — Что выражали его глаза сейчас? В них не было обычного холодного недоверия. — Знаешь, — мягко проговорил он, — в тебе много такого, за что могут любить мужчины.

Могут. Любить. Так, условно, — все зависит от доверия, а у них оно утрачено. Убрав его руку, Бетани подняла ребенка. Эштон подошел к стойлу Корсара, тихонько свистнул — и конь сразу насторожил уши, нетерпеливо ударил копытами. Ей стало больно смотреть на это, она испытывала чувство вины: несмотря на ее протесты, Дориан постоянно выезжал на Корсаре, мотивируя тем, что у королевского офицера должна быть соответствующая лошадь. Зная, как это раздражало Эштона, она почувствовала к нему невольную нежность, но ее мысли были прерваны неожиданным появлением Дориана. Вместе с ребенком она пошла ему навстречу.

Капитан бросил хмурый взгляд на Эштона, а затем положил руку на плечо Бетани — она напряглась, беспокоясь, что подумает муж.

— Моя дорогая, — тихо проговорил Дориан, — мы получили плохие новости.

Бетани прижала к себе ребенка.

— Вильям?

Тэннер кивнул.

— Ваш брат умер от кори в тюрьме в Коннектикуте. — Он хотел ее обнять, но Бетани отстранилась, невольно ища сочувствия у Эштона. Сделав три больших шага, он мгновенно оказался рядом. Теплые и нежные руки мужа обняли ее и ребенка.

— Очень жаль, — прошептал он, уткнувшись в ее волосы. — Жаль.

— Ты лжешь, ублюдок, — раздался злобный голос Дориана. — Вильям Уинслоу умер от рук патриотов. Разве вы не убиваете всех, кто предан Англии?

— Вильям был моим другом, — ответил Эштон. — И братом моей жены.

— Однако его убила ненависть, которая гложет и тебя.

— Не я убедил Вильяма вступить в армию, он не был создан для солдатской службы.