Сьюзен Виггз - Огненный рай

— Кто это? — Бетани указала на человека, только что сошедшего на берег.

— Шевалье де Понжибо, — пояснил Эштон. — Заместитель маркиза де Лафайета.

— Ничего не получается! — гневно кричал полный мужчина. — Эти люди ведут себя словно школьники во время игры. Они… — он вдруг замолчал, увидев женщину за спиной де Эстена. — О, la belle. Qui est-ce? [12] О, женщина. Кто она?

Бетани выступила вперед, Эштона охватило чувство ревности.

— Я Бетани Маркхэм, — подчеркнуто вежливо произнесла она. — Ньюпорт — моя родина, сэр. — И поморщилась, услышав первые выстрелы орудий.

— Обычная перестрелка, — заметил Понжибо.

— Не хотелось бы быть свидетельницей даже обычной перестрелки.

Шевалье неохотно оторвал от нее взгляд.

— Плохие новости, — обратился он к графу. — Маркиз проявляет ангельское терпение к этим колонистам. Их кавалерия напоминает стаю уток. А пехота! Никак не реагирует на барабанную дробь, солдаты в домотканой одежде. Кажется, их больше волнуют собственные желудки и наши припасы, чем порох для орудий.

Вдруг до Бетани донеслись взволнованные крики — на борт корабля поднялась группа американских солдат, они бегом бросились к офицерам.

— Королевская эскадра приближается к мысу Джудит! — кричал один из них. Корабль «Черного Джека» — «Риноун» — прикрывает семь судов — кечи и брандеры.

На палубе установилось тягостное молчание, стало слышно, как волны бились о борт корабля, а ветер шелестел в снастях. Де Эстен отдал несколько приказов на французском языке — матросы бросились к парусам, другие схватились за тросы, и вскоре паруса были подняты.

Эштон быстро повел Бетани на нижнюю палубу.

— Иди в свою каюту и оставайся там — «Черный Джек» ничего не знает о заложниках и постарается обстрелять флагманский корабль.

По небу неслись темные тучи, заслоняя солнце, направление ветра не благоприятствовало французской флотилии. «Лангедок» взял курс на юг, надеясь на смену направления ветра, но юго-западный бриз изменил направление на два градуса на восток, а затем совсем стих — корабли остановились. Эштон спустился на нижнюю палубу в поисках жены. Он еле втиснулся в маленькую каюту. Бетани подняла голову.

— В этой каюте нельзя даже вытянуть ноги.

Он бросил многозначительный взгляд на узкую кровать.

— Можно лечь.

— Хочу подняться наверх. Я умру от жары в этой тесноте.

Ее желтое платье повлажнело от пота, подчеркивая тонкую талию и высокую грудь, пряди светлых волос прилипли к влажному лбу и шее. У него пересохло во рту, когда представил, какого вкуса и запаха ее влажная кожа; до боли хотелось коснуться ее, сердце жаждало преодолеть ее отчужденность.

— Поговори со мной, любовь моя. Сейчас есть время — мы попали в полный штиль.

— Что же тебе сказать? Мы уже много месяцев не разговаривали спокойно.

— Может, нужны не разговоры? — Эштон подал ей фляжку со свежей водой, она отпила несколько глотков и с томным и зовущим чувственным видом прилегла на кровать, не испытывая особого удобства. Эштон нежно коснулся ее ног и осторожно снял туфли, тонкие шелковые чулки, ощущая гладкую кожу ног.

— Так лучше?

— Все равно жарко.

— Нужно снять платье.

Бетани внимательно посмотрела на него.

— Боже мой, Бетани, ты же моя жена.

Ничего не сказав, она повернулась к нему спиной — он расстегнул пуговицы и помог снять платье. Оставшись в прозрачной рубашке и легкой нижней юбке, жена снова прилегла, закрыв глаза, в уголках ее глаз появились слезинки — и, как много лет назад, она вдруг представила себя девочкой, нуждавшейся в его утешении.

— Не плачь, — прошептал Эштон, уткнувшись в ее влажные волосы. — Пожалуйста, не надо.

Прижавшись щекой к его груди, она почувствовала сильное желание и повернулась навстречу его объятиям; забыв обо всем, что разделяло их, стала целовать его. Он развязал ленточки ее рубашки и нижней юбки, обнажив тело, жаждущее прикосновений, и лаская каждый дюйм ее тела. Их разделяла теперь только его одежда; не в силах терпеть эту последнюю преграду, Бетани сняла с него рубашку и дрожащими пальцами прикоснулась к пуговицам бриджей.

— О Боже, Бетани, — пробормотал он.

Медленно, не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением, они занялись любовью в душной каюте. Корабль тихо покачивался, убаюкивая их. Неторопливые движения внезапно стали неистовыми, словно штиль превратился в бурный шторм. Бетани громко выкрикнула его имя и прильнула к нему всем телом, с радостью встречая каждое его движение.

Наконец, спустя немало времени, Эштон почувствовал, что жена раскрылась, словно цветок, от взрыва страсти.

В установившейся тишине слышно было только негромкое поскрипывание корабля. Эштон обнял ее.

— Бетани.

— М-м?

— Слова могут показаться бессмысленными после того, что мы испытали сейчас. Но хочу сказать тебе… должен сказать — я люблю тебя. — Глухой удар заглушил последние слова.

— Что? — Она изумленно открыла рот, ухватившись за край постели.

— Я люблю тебя, — закричал он. — Люблю.

Эштон выкрикивал эти слова снова и снова, понимая, что жена может подумать, будто он сошел с ума. Но у него перед глазами было ее лицо, выражавшее восторг. Ветер и волны могли заглушить его слова, но не жаркие чувства его пылких объятий. Снова раздался глухой удар и треск — Эштон вскочил и быстро стал одеваться. Склонившись над постелью, поцеловал жену в последний раз. Раздался рев и грохот, корабль сильно качнуло — крутая волна ударила в его бок, заливая водой маленький иллюминатор каюты.

Шторм, уже несколько часов бушевавший на горизонте, наконец докатился до залива.

Сильно накренившееся судно чуть не вышвырнуло Эштона из каюты — огромная волна накрыла корабль. Бетани испуганно вскрикнула, Эштон мгновенно оказался рядом. Страсть, еще несколько секунд назад оставившая свой след на лице жены, сменилась страхом.

— Эштон! — послышался снаружи крик Финли Пайпера. — Иди быстрее! Если мы что-нибудь не придумаем, де Эстен снова вернет на корабли свои войска!

— Мне нужно подняться наверх, — объяснил Эштон. — Оставайся здесь. — Он наклонился, быстро поцеловал жену и поспешил за Финли. На верхней палубе собравшиеся американцы выражали недовольство по поводу нерешительности де Эстена. Финли быстро изложил Эштону свои предложения.

— Он не мог обстреливать Ньюпорт, когда туда ворвались войска Салливана. Ну, а сейчас вся его забота — о своих бесценных кораблях. А этот упрямый коротышка Понжибо…

Разбушевавшийся шторм прервал его тираду. Все мысли о сражении отпали сами собой — ветер и море представляли более опасного врага, чем вся королевская флотилия. Все усиливающиеся волны чуть не переворачивали судно. Даже после того, как команда убрала все паруса, его продолжало бросать и переворачивать. Эштону хотелось вернуться к Бетани, прошептать слова любви, стоя на коленях, а не кричать, как сумасшедшему, но сейчас нельзя было даже об этом думать, поскольку требовалась его помощь. Скользя между мачтами, он закреплял снасти и задраивал люки; добравшись до незакрепленных вант, попал под огромную волну, и его чуть не смыло в море; ухватившись за перекладину, Эштон упрямо продолжал двигаться вперед, закрепляя снасти и грузы. Шторм продолжался весь день. Наступал вечер, но работа была еще далеко не закончена.